Не все мы умрем
Шрифт:
— Не знаю. Они люка отковыривают.
И капитан и следователь соображали: что бы это могло значить? На ум ничего не приходило. Цветные металлы, может, воруют? Михаил перестал думать над сложным идиоматическим выражением, а сосредоточился на том, что у него дочь — золото, и не только по части лексикона, но и во всех других отношениях тоже.
От досады, что не может расшифровать своеобразное словосочетание, Завадский вскочил со стула и бросился к окну — вдохнуть свежего воздуха.
Девушка Юля вскочила вслед
— Вон! — и показала на желтую с красными продольными полосами машину аварийной службы Мосводопровода.
Двое мужчин в оранжевых куртках-безрукавках ломом пытались поднять крышку канализационного люка.
— У тебя родители в Мосводопроводе работают? — нашелся капитан.
— Ну а я что говорю.
— А что ты будешь делать, когда школу кончишь?
— Я? — Юля удивилась чрезвычайной непонятливости капитана, вначале ей даже понравившегося. — Моделью буду. Не люка же отковыривать!
— Люки, — поправил девушку Михаил, а потом сообразил, что не прав. Люки открывают, а если уж «отковыривают», то подходит все-таки «люка». Но вслух свои соображения не высказал. Постеснялся.
— Гмм! — прочистил горло опер. — Чтобы моделью стать, надо хотя бы с людьми научиться разговаривать.
— Зачем? — неподдельно удивилось юное создание. — Там говорить не надо — ходи!
Смолянинов про себя усмехнулся: «А ведь, в сущности, она права. Ходить как пава по подиуму, намыливать голову шампунем и на виду у всех пользоваться тампонами «тампакс» ума не требуется. Да и слов тоже».
— А скажи нам, Юля, слышала ли ты в последнее время по ночам топот над вашей квартирой? — спросил следователь.
— Над нами чердак.
— Значит, не слышала? — уточнил Михаил.
— Не-а.
— Может быть, твои родители что-нибудь слышали? Они не говорили?
Юля посмотрела на следователя, как на полоумного:
— Да если наш подъезд взорвут — они не услышат!
— Такой крепкий сон?
— Как в морге.
Мужчины переглянулись.
— А в день убийства?
— Не-а.
— А убитого Мокрухтина ты знала?
— Не-а.
Завадский вышел из терпения:
— Ты живешь с человеком в одном подъезде — и «не-а»? Квартир-то в подъезде всего двадцать.
— Ну?
— Что «ну»?
— Ну как я его должна знать-то? Интимно, что ли?
Железная логика Юленьки повергла их в состояние коллапса.
Первым пришел в себя Смолянинов:
— Спасибо, Юля.
Мужчины встали.
— Может, чайку попьете? — Юля выжидательно смотрела на капитана.
— Не-а, — сморщился Завадский, отворачиваясь.
Юля не проводила их до двери. Обиделась девушка.
— Интересная получается коллизия, — резюмировал капитан, выходя на лестничную площадку. — Мокрухтин занимает две квартиры, под Ниной Ивановной и Юлей. Под комнатой старушки у него спальня, и над «божьим одуванчиком» топали, а над квартирой Юли почему-то никто не топал, в том числе этой ночью, хотя следы на чердаке есть и над ее квартирой. А?
— Согласен, коллизия интересная. Врут?
— Родители вряд ли. После того как люка поотковыриваешь, действительно замертво свалишься. А вот девушка Юленька соврет — глазом не моргнет.
— Зачем? Если только не сообщница?
— Сообщница в чем? Ничего не похищено.
Квартира № 38. Звонок. Тишина. Еще звонок. Опять тишина.
— Кто у нас тут? — Капитан Завадский полистал записную книжку. — А, понятно. Двухкомнатная квартира пустая. За риэлтерской фирмой числится.
— Проверяли?
— Да. Пошли дальше.
Квартира № 37. Дверь железная. В квартире слышны приглушенные голоса. Завадский глянул в свои записи. Звонок. Люди в квартире замолчали и затаились.
Завадский стукнул в дверь кулаком и зычным голосом рявкнул:
— Отрывайте! Милиция!
— Сергей, ты что? — заволновался следователь.
— Я? Ничего, — успокоил его капитан. — Развлекаюсь. — И подмигнул: — Живет здесь одна Солоха…
Дверь открыла молодая женщина в махровом халате, накинутом на голое тело. Странно, она показалась Михаилу чем-то похожей на Евгению. Только лицо раскрасневшееся и длинные волосы в беспорядке всклокочены. Но красивая.
— Старший оперуполномоченный капитан Завадский, — отрекомендовался Сергей. — Следователь прокуратуры Смолянинов, — кивнул он на Михаила. — Прошу любить и жаловать!
Женщина в испуге отпрянула назад, а капитан, не дожидаясь приглашения, шагнул в квартиру. В комнате на разложенном двуспальном диване постель была кувырком, но в ней никого не было. Завадский хитро прищурил глазки, усмотрев под диваном мужские тапочки. Он встал на колени и, словно ревнивый муж, заглянул под любовное ложе. Молодая женщина, одной рукой придерживавшая полы халата, другой прикрывала рот, чтобы не закричать. Михаил взирал и на капитана и на женщину с изумлением.
Вдруг Завадский в коленопреклоненной позе повернул голову к балконной двери — женщина беспомощно всхлипнула и осела на диван.
— Ваши документики! — потребовал капитан у занавеса, поднимаясь с колен и отряхивая джинсы.
Плотная балконная штора, до этого момента полуприкрытая, распахнулась. Мужчина с красным как рак лицом, с незакрытой до конца молнией ширинки и в рубашке, застегнутой не на все пуговицы, а через одну, да и то не по порядку, протянул капитану дрожащей рукой паспорт.
Завадский покрутил головой, ища, куда бы присесть. Обнаружив два кресла, пригласил и себя и Смолянинова:
— Присаживайтесь, товарищ следователь. В ногах правды нет, — и удобно устроился в одном из них.