Не все мы умрем
Шрифт:
В массивном мягком кресле, обитом ворсистым материалом, с высокой спинкой, заканчивавшейся валиком в изголовье, Михаил Анатольевич просто утонул. Да и вся остальная обстановка квартиры говорила о том, что женщина не бедствует, перебиваясь с хлеба на квас, скорее с черной икры на красную. Перед ними стоял журнальный столик, тоже какой-то необычный, чересчур высокий. Следователь откинулся в кресле и опустил глаза под стол. Так и есть! На ножках винты, регулирующие высоту. И столешница толстовата, значит, раскладывается. Догадался: стол-трансформер.
Завадский, присев на краешек кресла, на стол положил раскрытый паспорт мужчины.
— Гражданин Полозков, — строго обратился к нему капитан милиции, — как долго вы находитесь в квартире, — Завадский еще раз глянул в записную книжку, — Завьяловой Зинаиды Ивановны?
Гражданин Полозков уже начал приходить в себя, сообразив, что никому не должно быть никакого дела, где и как он проводит свое время. Кроме жены, конечно.
— Простите, но это мое дело, — отрезал он.
— Хорошо. Сколько раз вы посещали гражданку Завьялову? — невозмутимо продолжил Завадский.
— Один раз.
— Каждую неделю? — усмехнулся капитан. — Где вы работаете?
— Я протестую! — заявил осмелевший гражданин Полозков.
— Протестовать вы будете позже, — оборвал его Завадский, — когда следователь прокуратуры предъявит вам обвинение. — И Сергей кивнул на Смолянинова. — Тогда вам и адвокат понадобится! А сейчас прошу отвечать на мои вопросы. Понятно?
— Я буду жаловаться вашему начальству! — завизжал толстый боров в расстегнутой на пузе рубашке, из-под которой выбивались завитки волос.
Смутить капитана, а тем более напугать было непросто.
— Жаловаться? — протянул он. — На что? На то, что вы, будучи женатым человеком, пользуетесь услугами мадам Завьяловой? Мы здесь ни при чем. А вот вы даже очень при чем. Этажом ниже убивают человека…
Завадский не закончил предложение, потому что лицо мужчины побелело. Было видно, гражданин Полозков этого не знал, как не знал и когда убили, и подумал, что убили сей момент или чуть раньше, а потому затрясся.
— Так где вы работаете?
— В министерстве, — почти шепотом простонал пузатый боров, пробуя застегнуться.
— Мало человека убили, так еще сегодня ночью опять лезли! Так в каком министерстве? — прищурился капитан.
— Топлива и энергетики. Я тут ни при чем, — заскулил Полозков.
— А я и не говорил, что вы убивали. Я сказал это безотносительно к личностям. А с господином Мокрухтиным вы, случайно, не знакомы?
От внимания Завадского и Смолянинова не укрылось, что при упоминании Мокрухтина женщина вздрогнула.
Работник же министерства вздохнул посвободнее: его не подозревают — и с готовностью стал помогать следствию:
— Конечно. Знаком.
Похоже, что капитан Завадский не ожидал такого поворота дела, поэтому осторожно, чтобы не спугнуть, спросил:
— Когда вы с ним виделись последний раз?
— В понедельник.
В понедельник Мокрухтина и убили.
— А в какое время?
— Утром.
— Где?
— У себя в министерстве.
Завадский перевернул несколько листочков в записной книжечке. Со слов телохранителей Мокрухтин заходил в церковь Всех Святых на Кулишках, а не в Минтопэнерго.
— По какому делу он заходил к вам?
Гражданина Полозкова начал бить озноб.
— Ну! — подталкивал его капитан. — Не жмитесь! Чистосердечное признание облегчит вашу душу.
Боров выжидательно смотрел на капитана: станет ли тот сообщать кому следует, где был в рабочее время замминистра и муж гражданки Полозковой? Завадский с ходу понял потаенные думы допрашиваемого свидетеля и показал глазами, что зависеть это будет от самого Геннадия Аристарховича. Будет тот сотрудничать со следствием — никто ничего не узнает, а будет выкобениваться — дело примет огласку. Вот такой коленкор.
Полозков склонил голову, мол, все осознал:
— По поводу трубы.
— Какой трубы? — не понял Завадский.
— Нефтепровода, который идет к Новороссийскому терминалу.
Капитан смотрел на Полозкова с недоумением:
— А при чем здесь Мокрухтин?
— При том, что он ждал подхода либерийского танкера под залив. Мы согласовали детали, и все.
— Какой танкер, вы сказали? Либерийский?
Завадский лихорадочно вспоминал государство под названием Либерия и нервно тер мочку уха. Где-то он что-то слышал, но вот что?
Для Смолянинова же все, что лежало между Тихим и Атлантическим океаном, было как на ладони и хорошо знакомо: южное море, палящее солнце, голубое небо над тропиками, корабль под парусами, где «вьется по ветру Веселый Роджер и люди Флинта песенку поют», «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому!». А вслух Завадскому сказал:
— Не заостряй на этом внимания. Я потом объясню.
— Ну что ж, Геннадий Аристархович, подпишите вот здесь протокол, и пока вы свободны. Можете идти. А с Зинаидой Ивановной у нас отдельная беседа получится.
Дрожащими руками замминистра стал застегивать пуговицы белой сорочки, застегнул все — рубашка наперекосяк, сквозь ткань просвечивают складки жира, расстегнул — и по-новой; пуговичку в петельку просовывает, а сам на Завадского смотрит, тот в свою очередь на него уставился — нервирует, как кобра.
Смолянинов в дело не встревал, предоставив инициативу оперативнику. Что касается технологии «отжима» информации, то капитан, как успел убедиться следователь, лучше него ориентируется, как такого человечка в стиральную машину засунуть, в какой момент центрифугу включить и когда выключить, чтобы не повредить содержимое.