Не все мы умрем
Шрифт:
В два часа ночи из слухового окна на крышу дома 2/3 по Второму Труженикову переулку вылез Герман. Над домом висела луна. Чтобы его силуэт не был заметен, мужчина лег на железную кровлю и, стараясь не греметь, съехал до дождевого желоба. Держась за нейлоновую стропу, перебирая ногами по стене, он стал спускаться вниз. Обогнул балкон пятого этажа, а на четвертом перебросил ноги за перила и плавно опустился по стропе на пол. Балкон был пуст, и только в углу чернела табуретка. Балконная дверь открыта, шторы задернуты.
Герман вынул пистолет с глушителем, отвел занавеску. В
В прихожей он почувствовал слабый запах духов. В голове его тут же выстроилась цепочка: голый Мокрухтин — отчаянные удары ножом в грудь — закрытое книжкой лицо — духи. Неужели женщина?
Держа в правой руке пистолет, левой он отодвинул в сторону дверцу трехстворчатого шкафа. В первом отделении висели костюмы Мокрухтина, но женских ног из-под них видно не было. Второе отделение: плащи, пальто, дубленки — и здесь ее нет. Отделение третье: коробки с обувью — пусто.
Герман вернулся в спальню. Там тоже стоял шкаф-купе, только поменьше первого, но женщина в нем поместится. Осмотр повторился. Половину шкафа занимали полки, на другой половине висели мужские сорочки, сдвинутые к боковушкам шкафа так, что видна была задняя стенка. Его руки сами собой поднялись и повторили движение: от центра резко в стороны. Вот оно что: она тоже искала тайник. Из-за этого и убила. Он осветил заднюю стенку, сдвинул сорочки сначала в одну сторону, затем в другую и, ничего не обнаружив, распределил их равномерно по перекладине, усмехнувшись про себя, что вынужден заметать следы за дамой, которая чувствовала себя не очень уютно по соседству с трупом и в панике не слишком тщательно скрыла направление поиска. Выглаженное постельное белье тоже лежало не ровной стопочкой, а лесенкой, — спешила, укладывая на место.
Герман опустил пистолет. Дама — дилетант. Профессионалу достаточно одного удара, да и наличие покойника его не смутит. Но тогда есть надежда, что тайник не найден.
А если найден? Дело за малым: искать прекрасную незнакомку по запаху духов. Он усмехнулся.
В гостиной перед телевизором стояли на ковре два массивных кресла. Герман нагнулся и посветил на ворс. Вмятины на ковре не совпадали с ножками. Кресла переворачивали. Он тоже повторил процедуру. Под днищем ничего. Как она их сдвинула с места? От отчаяния, должно быть.
Луч фонарика дополз до дивана.
«В нем, конечно, кассеты спрятать можно, — рассуждал Герман, ощупывая обивку, — но хлопотно. Если каждый раз вскрывать крепеж, следы останутся. А следов нет. Следовательно, и тайника нет».
Желтоватое пятно света переместилось к бару. Бар как бар. Ряды бутылок. Непрозрачное стекло он просветил на всякий случай. Фужеры, рюмки, бокалы. За ними зеркальная поверхность. Возможна ли двойная стенка? Герман просунул одну руку за бар, а вторую прижал к зеркалу,
В бар вмонтирован холодильник. Он открыл дверцу. Внутри зажегся свет. На полке — бутылка шампанского, коробка конфет, апельсины. Холодильник тут же включился, бар затрясся, зазвенели фужеры, и Герман сообразил, что она и бар сдвигала с места. Он посветил фонариком за заднюю стенку, но никаких следов тайника не обнаружил.
Аудио- видеотехнику Герман исключил сразу. У японской аппаратуры Мокрухтин с его неполным средним образованием заднюю стенку снимать не решится.
Между телевизором и музыкальным центром стояла высокая кассетница. Вверху аудиокассеты, внизу видеокассеты. Он сел на корточки и стал вынимать по одной, высвечивая надписи фонариком. Возможно ли, что кассеты с компроматом стоят на виду? Невозможно. В квартире бывают охранники и любовница.
Герман сразу понял, что у этого уголовника действительно собраны досье на многих, как только засек депутата Государственной думы Орехова входящим в квартиру любовницы Мокрухтина. Иначе зачем подкладывать под депутата собственную любовницу?
Буланова на кассетах, конечно, быть не должно, но вдруг есть какие-то другие материалы, о которых он не подозревает? Поэтому Герман и искал архив Мокрухтина.
Аудиокассеты его не интересовали: блатные песни и Высоцкий. И потом, телефоны Буланова и дома, и в банке Герман проверил — жучков нет, а значит, и прослушки нет. А вот «Элегия» Массне в карманном плеере на полке его заинтересовала, потому что никак не вписывалась в образ уголовника. Герман хмыкнул: такая мелодия — очень кстати в данный момент. «Ах, где же вы, дни весны, сладкие сны, юные грезы любви…» На помин души.
Внезапно бар затрясся. Мотор выключился и стал бить в стену. Фужеры зазвенели. Потом все стихло. В ответ из соседней квартиры кто-то забарабанил кулаком. Это было настолько неожиданно, что Герман выхватил пистолет.
«Иди в болото», — прочел он по стуку и прыснул, пряча оружие. Кто это? Сосед, наверное.
При помощи детектора пустот Герман проверил стены, пол, потолок — и ничего похожего на тайник не обнаружил. Пора было закругляться. Он вышел на балкон, сдернул с крыши стропу и смотал ее.
«Отрицательный результат — тоже результат», — думал Герман себе в утешение, открывая входную дверь. Запах духов незнакомки преследовал его, когда он спускался по лестнице, и только на улице растворился.
Евгения не почувствовала, как заснула. Боялась закрыть глаза, сопротивлялась сну, как могла, — и вдруг спит. Спит и осознает, что спит.
От напряжения она вся вспотела, ей стало жарко, душно — она стоит посреди пустыни, стоит и смотрит на бесконечные желтые пески.
Кругом пески. И выхода нет.
Пересечь пустыню она не может. Куда идти — не знает. Воды нет. Если бы хоть немного воды найти — и она бы пошла, поплелась, поползла. Все равно куда. Только бы уйти отсюда. Глаза режет от яркого света, они начинают слезиться, вот она уже ничего не видит, и ее тело медленно оседает на горячий песок. Последнее, что промелькнуло в сознании, — конец.
Вдруг ее тело вздрогнуло, покрылось мелкими мурашками, и Евгения почувствовала, что упала не на раскаленный песок, а в бегущий поток прохладной воды.