(Не) выдаваемая замуж

Волкова Дарья

— Будешь?

Они снова смотрели друг другу в глаза. Как не раз там, у бассейна. Только сейчас на них смотрели отец и брат Гульнары.

Булат первым отвел взгляд и разжал пальцы, когда Гульнара потянула чашку.

— Спасибо. — И вторая чашка кофе ушла в Гульнару как в песок, а потом она аккуратно промокнула губы и продолжила. — За все произошедшее несу ответственность я одна. Меня и воспитывай.

— Этот мужчина привел тебя в свой номер.

— А должен был меня оставить пьяной в баре?! — голос Гульнары прозвучал особенно звонко в темноте бара. Парень за стойкой,

кажется, проснулся окончательно и стал прислушиваться к разговору. — Отец, все это случилось, потому что я… Неважно. То есть, мы это обсудим потом, семьей. Но он, — локтя Булата снова легко коснулись ее пальцы, и от этого совершенно точно по спине пробежала неожиданная волна удовольствия. — Он тут совершенно не при чем. Кстати, как тебя зовут?

О, Булату наконец-то дали слово. Вообще, ситуация с приходом Гульнары как-то окончательно разрядилась и казалась даже забавной. Но, судя по взгляду Ватаева-старшего, совершенно зря казалась.

— Булат.

— Хас-Булат удалой… — пробормотала Гульнара, допивая и его кофе тоже. — Как там дальше, пап?

— Не к месту шутка, — строго ответил Ватаев-старший. — Если хочешь, я закажу тебе еще кофе. А потом иди в свой номер. Мы все решим сами.

Марат Хасанович сложил руки на груди. Через несколько секунд точно так же сложил руки на груди Рустам. Трое мужчин, сложив руки на груди, смотрели на одну хрупкую изящную девушку.

Гульнара движением, точной копией жеста отца, тоже сложила руки на груди.

— Никуда я не пойду. За себя решаю я. И замуж я за него не пойду.

Булат услышал шумный вздох и перевел взгляд на Ватаева-старшего. На его виске снова с оттяжкой забилась жилка.

— Гульнара… — только глухой не услышал бы, с какой угрозой прозвучал его голос. С угрозой и с предупреждением. Но Гульнара не дрогнула.

— Допускаю, что разочаровала тебя. Даже, скорее всего, так. Но… — она прерывисто вздохнула. Булат увидел, как на ее щеках появляется румянец. — Но того, в чем ты меня… нас подозреваешь… не было. Я знаю это точно… — совсем тихо закончила она. А потом вдруг метнула взгляд на Булата. — Так ведь?

Булату вдруг совершенно безотчетно захотелось отказаться от того, что ему так щедро предложили. Но он через силу кивнул.

— И все же, Гульнара…

— Нет, — она снова проявила непочтительность и перебила отца. — Я не пойду за Булата замуж. И точка.

Вообще-то, согласия Булата еще и не спрашивал никто, а Гульнара уже отказывается. Булат покосился на все более сильно, с оттяжкой бьющуюся жилку на виске отца почтенного семейства. Нехорошо. Надо как-то напряжение сбросить.

— Интересно, почему? Чем я тебе в качестве мужа не угодил?

Гульнара сначала молча смотрела на него молча удивленным взглядом.

— А вдруг ты женат?

— Нет.

Она неожиданно улыбнулась. И ее улыбка буквально осветила этот темный бар.

— Я тебя совсем не знаю. А ты меня знаешь исключительно с самой некрасивой стороны. Вряд ли из этого получится что-то хорошее. — Гульнара встала, посмотрела на всех троих по очереди. — Приятного вам… уже скоро утра, наверное. Я и в самом деле пойду. Не буду мешать вашему мужскому

разговору. Я все сказала. Я очень люблю тебя, папа. Но таким образом ты меня замуж не выдашь.

Три мужских взгляда проводили изящную девичью фигурку.

Да, похоже, в этой семье не патриархат, а нечто ровно противоположное. А про себя Булат понял, что неожиданно разочарован. Осталось понять — чем.

***

— Я до сих пор не могу поверить в то, что это произошло.

— По-моему, ничего страшного не произошло.

— Надеюсь, ты так шутишь?!

Милана понимала, чувствовала, что ситуация острая. Что Марат так и не успокоился. Но та головомойка, которую он устроил дочери, еще стояла у нее перед глазами. Гуля молодец. Держать удар умеет. Но уехала она от них бледная и подавленная. При дочери нельзя подвергать сомнению авторитет отца. Но сейчас, наедине, самое время вправить Марату Хасановичу мозги.

— Я не шучу. Девочка немножко загуляла. И все.

— Она напилась пьяной и провела ночь с мужчиной.

— И?

— Она опорочила себя!

Милане очень хотелось взять в руки что-нибудь потяжелее и… И это бесполезно. У нее невероятно твердолобый муж.

— Насколько я понимаю, они тебе оба — и Гульнара, и этот мужчина — сказали, что между ними ничего не было. Ты же сам мне рассказал, что нашел Гульнару в ванной комнате. И что она там заперлась. Ты не веришь своей дочери?

— Девушки из приличной семьи так не поступают!

— Поступают. Я могу даже тебе рассказать — почему.

— Я тоже могу сказать — почему! Это все твое влияние, Милана! Ты слишком много ей позволяешь и лишком часто ее защищаешь!

На кухне повисла оглушительная тишина.

— То есть, ты хочешь сказать, что я плохо влияю на твою дочь? Что я делаю для Гульнары… плохо?

Марату мгновенно стало дурно. Дурно и стыдно.

— Нет, я не то имела в виду… Милана…

Милана быстро встала на ноги, так, что чашки на столе звякнули. И быстро вышла из кухни.

Да кто же его за язык тянул?! И Марат бросился за женой.

В холле слышались быстрые шаги. Марат вскинул голову наверх, но на лестнице Миланы не было видно. Ну и правильно, там наверху, на втором этаже, спальни, и там уже спят их младшие дети. Значит, Милана пошла вниз, на цокольный этаж. Там Милана себе оборудовала кабинет, там и отсиживалась, когда ей надо было поработать или просто побыть одной. Или поплакать, как сейчас.

У него невероятно мудрая женщина. Которая, когда ей надо поплакать, уходит на цокольный этаж, чтобы не разбудить детей. А он — просто остолоп.

А еще она мудрая, потому что все-таки не стала запираться. Сидела в кресле, свернувшись в калачик и уткнувшись лицом в спинку. У Марата больно сжалась сердце. Он подошел, присел на подлокотник, положил Милане руку на плечо. Но сказать ничего не успел. Она резко вскинула голову.

Да, так и есть, плачет. Кто бы знал, как Марат не любил женских слез. Особенно тех, причиной которых являлся он сам. Но начать виниться не успел, Милана его опередила. Она заговорила торопливо, сбивчиво, через частые рваные вздохи.