Не выходя из боя
Шрифт:
Не успел Климов пройти и половину квартала, как ему неожиданно преградил дорогу солидный мужчина и, угодливо поклонившись, спросил:
— Виноват, вы не Климов Григорий Иванович будете?
— Предположим…
— Прошу прощения за назойливость, не вы ли ведете дело Семушкина?
— Ну и что?..
Назойливый незнакомец пошел рядом, продолжая быстро объясняться, нахваливать Семушкина. Дескать, он большой специалист по лесной части, приносит пользу новой власти: лес нужен всем.
— Возможно, купец ошибся малость, по незнанию нарушал некоторые теперешние законы. Верно, он покрикивал на рабочих,
Купец показал на дом. Григорий узнал его. Когда провожал Лиду, девушку, с которой познакомился на репетиции «Ромео и Джульетты», она останавливалась здесь и прощалась с ним.
«Неужели отец?» — предположил он.
За разговорами дошли до Воскресенской площади. Купец запыхался, но от Климова, шагавшего быстро, не отставал.
— Может, зайдем, посидим. Что за беседа на ходу. — Колесников показал на чайную. — Не побрезгуйте. Многие из молодых были рады моему расположению: у меня дочки-красавицы на выданье!
«Что хочет купец от меня? Разговор о Лиде? Или знает что-либо существенное по делу Семушкина. Нужно выяснить все до конца, а там увидим», — решил Климов и согласился вместе пообедать.
На столе появился запретный в то время графинчик. После первой же стопки Колесников осмелел, стал откровенным и, как он выразился, приступил к делу. Он, оказывается, разговаривал с женой Семушкина, та приготовила кругленькую сумму на расходы. Надо выручить друга.
Было ясно: предлагает взятку. У Климова внутри все кипело от возмущения, ему хотелось отругать купца, плюнуть ему в лицо, даже ударить. Он знал — этого делать нельзя, но можно арестовать за предложение взятки. А что дальше? Как разоблачить его, доказать, что было такое предложение? Климов не знал. К тому же стопка водки подействовала быстро и стало противно. Раньше ему не приходилось пробовать этого зелья.
Когда Колесников отлучился к буфету и начал о чем-то шептаться с буфетчиком, повернувшись к залу спиной, Григорий незаметно пробрался к выходу, выбежал на улицу и прыгнул на подножку проходившего мимо трамвая.
В губчека к сообщению Климова отнеслись серьезно.
— Взяточничество — величайшее зло, — сказал Беляев, заместитель председателя. — Нужно отбить у этих купчиков охоту пытаться подкупать советских работников. Какая наглость — предложить взятку! Кому? Чекисту! За последнее время у нас это не первый случай. Гончарову удалось схватить виновницу за руку при свидетелях, когда она подсовывала ему миллионы. Задержали молодую монашку, а вышли на епископа Павла, за которого она хлопотала. — Беляев встал и взволнованно продолжал: — Мы строго судим тех, кто дает взятки, не только потому, что они развращают советских работников, не имеющих пока достаточного опыта и твердости. Они покушаются на диктатуру пролетариата, пытаются свести на нет смысл ломки государственного аппарата, доставшегося в наследство от царизма. А тот, кто берет?.. Он продает себя в мерзкое рабство. Он хуже раба: раба продавали насильственно. Взяточник продает, как говорят юристы, свое действие или бездействие. Нельзя совмещать социализм, к которому мы стремимся, и рабскую зависимость человека от кого-то.
На рапорте Климова появилась резолюция, разрешающая взять деньги у Колесникова, но и обязывающая разоблачить, арестовать давшего взятку.
На другой день Колесников снова поджидал Климова и как ни в чем не бывало продолжил разговор, начатый в чайной. Климов затеял с купцом игру. То изображал испуг за возможные последствия, то как бы поддавался уговорам, но ясного ответа не давал. Колесников не отступал. По его понятиям, ни один человек не может отказаться от больших денег. По крайней мере так всегда было в его практике. «Возьмет!», — думал он про себя и понемногу прибавлял сумму «гонорара».
Как-то под вечер Колесников разыскал Климова около Струковского сада и затащил в ресторан. Григорий Иванович часто оглядывался по сторонам, прикинулся недовольным: люди увидят, скажут: что это за дружба у чекиста с купцом, откуда у него деньги на ресторан?
— Не трусь, — успокаивал Колесников, — все можно объяснить. Ты мою дочку Лиду знаешь? Разве плоха? Скажешь, что сватаешь ее, вот и дружба! И на самом деле сосватаем, только обделай дело. Деньги на свадьбу пойдут, да костюм приличный купишь.
«Лида — его дочь. Неужели и она замешана? — подумал Григорий. — Не это ли причина нахальства и панибратства купца в обращении со мной?»
Григорий Иванович сделал вид, что поддался уговорам. По согласованию с руководством встречу с Колесниковым назначили на квартире, где нашлись бы при надобности свидетели-очевидцы. Однако осторожному Колесникову квартира, видимо, не понравилась, побыв там несколько минут, сказал, что с собой у него в этот раз ничего нет, и ушел. Пакет с деньгами всучил в укромном углу ресторана.
В тот вечер на репетиции Лида была задумчива. На улице отстранила руку Григория и, обернувшись, зло проговорила:
— И вы, оказывается, такие же, как все люди нашего, круга. Как купцы, чиновники. Я думала, что большевики чисты и справедливы, непохожи на других, на моих старых знакомых.
Сотрудники Самарского отдела ОГПУ. В первом ряду четвертый слева — Г. И. Климов, во втором четвертый слева — И. К. Опанский.
Колесникова арестовали, деньги сдали в кассу, однако не было прямых доказательств факта дачи взятки, за исключением нового рапорта Климова и самих денег. Колесников же все категорически отрицал.
Начальник отделения, опытный следователь Михаил Боднар, недавно разоблачивший преступника-купца, подложившего ему крупную взятку в 10 миллионов рублей, предложил небольшую комбинацию.
На очную ставку с Колесниковым Климова привели под конвоем. Красноармеец сдал его Боднару под расписку. Увидев Климова в сопровождении конвоира, купец заерзал на стуле, но быстро справился с волнением и подмигнул Климову. Потом руками и мимикой стал делать какие-то знаки, давая понять: «Держись!».
Зазвонил телефон. Разговаривая, Боднар отвернулся. Колесников воспользовался моментом и зашептал: