(не)желанный малыш для олигарха
Шрифт:
Анна всегда твердит, чтобы я никогда слепо не доверяла мужчинам. А мне хочется верить. Тем более мужчине, в объятьях которого сгораешь дотла. О котором мечтаешь с первой минуты его появления в этом доме.
Я не знала своих настоящих родителей, и моими родными всегда были тетя Анна и дядя Виктор, которые нашли меня, совсем крошку, в большой корзине. Эту корзину с ребенком оставили перед порогом самого большого дома бывшего владельца плантаций. Возможно, биологические родители думали, что меня приютит богатый хозяин, но он только пожал плечами. В итоге меня взяли к себе обычные люди, которые работали в его доме. И я благодарна им больше всего на свете.
Они всегда понимали меня. Никогда не чувствовала разницу, никогда не видела той невидимой грани, которая разделяет на родных или не родных.
Когда мне исполнилось семь, я пошла в сельскую школу, продолжала жить с ними в этом большом доме. Они заботились обо мне, вкладывали в меня частицу своей души, называли родной.
Всегда прислушивалась к их мнению, старалась помогать во всем. Но этот мой поступок… Думаю, они бы его не одобрили, поэтому пусть все останется в тайне. Пока в тайне. Потому что о своем счастье мне хочется говорить бесконечно. Я увидела в глазах Анвара свое счастье.
Анвар
Шипит, изворачивается, убегает от меня. Пытается сопротивляться самой себе. Но ничего не получится. Я вижу, как она хочет запустить кровь по венам, заглушить пульсацию во всем теле. Я знаю, что это так… Это написано на ее милом удивительном личике.
Да, она похожа на тонкий, хрупкий цветок, временами дикий и неукротимый. Цветок, который хочется сорвать вместе с шипами.
Все же она изящна. Женственна. Белоснежная улыбка, по которой в одно мгновение можно сойти с ума. Такой щелчок — и все мое тело сжимается от того, что она рядом. От того, как свежими ирисами пахнут ее шелковые волосы. Как блестят ее миндалевидные малахитовые глаза. Как обтягивает ее точеную талию безвкусный летний сарафан.
Слишком соблазнительна и застенчива. Ангелина… Ангел с цветом волос, как у тосканского солнца, нежной фарфоровой кожей. Кожей, как самый дорогой в мире шелк.
Не хочу тратить времени на пустые разговоры, когда она так близко, так рядом. Этой ночью мне нужна только она. Точка.
Я возьму то, что должно принадлежать мне и только мне.
Прихожу к ней, когда солнце остывает и медленно скрывается за горизонтом.
Она ждет меня. Распахивает дверь, наглый ветер дует в окно. Развивает белоснежные занавески, ее бирюзовую сорочку из дешевого трикотажа.
Я сосредотачиваюсь только на ней. На ее слишком нежных прикосновениях, легкости, шарме. Чувственной грани, которая резко вспыхнула между нами еще вчера, когда я переступил порог этого дома. Уже моего дома.
Ее открытое декольте окутывает мой разум мягким, сладостным ароматом. Неутихающий шлейф грасской розы, сказочного раннего утра, как на юге Франции.
Задеваю пальцем тонкую бретельку скромного вечернего наряда. Ее искренний взгляд состредоточен только на мне.
На мгновение закрываю глаза, чувствую будоражащую страсть, которая с каждой секундой становится все сильнее и сильнее.
Она интригует меня. Оглушает, как космическое легато. Наши пальцы переплетаются, сердце ритмично стучит в груди. Как же она хороша. На нее хочется смотреть и смотреть безотрывно.
Своими невинными прикосновениями она может укротить даже самого сильного зверя.
Она не покорная. Она неопытна, но в этом проглядывается что-то особенное.
— Сколько тебе лет? — лежу на мягкой подушке рядом с ней, заложив руки за голову.
— Двадцать, — звучит ее сладкий голос. Почему ты инетерсуешься?
Игнорирую ее вопрос и здаю следующий:
— И у тебя никогда не было мужчин? Хотя ничего удивительного, в этой глуши…
— Это не глушь! — возражает. — Мне нравится здесь жить. Долгое, ясное лето, как маленькая жизнь. Как отдельная вселенная, которую невозможно воссоздать, к примеру, ранней весной или поздней осенью, — отвечает она, затем переворачивается на живот и складывает тонкие кисти рук на моей груди.
Провожу рукой по ее гладким волосам и уверенно заявляю:
— Не смей мне перечить!
Обижается. Хмурит изогнутые бровки. При свете холодной луны, которая, как магический диск, виднеется из окна замечаю, как меняется ее выражение лица на более печальное. Но от этого Лина становится еще красивее.
То, что произошло между мной и этой красоткой, я бы тоже назвал магией. Потому что этот спонтанный поступок прийти к ней ночью сбивает меня с толку. Это она, она сама должна стучать, тарабанить в мою комнату. Падать на колени, просить, чтобы я заключил в свои жаркие объятья.
— У тебя было много женщин? — задает еще один вопрос.
Убираю ее руки, отворачиваюсь.
— Это не должно тебя волновать.
— Ты сегодня лучше себя чувствуешь? — спрашивает Анна, когда я собираюсь пойти в прачечную. Я останавливаюсь и внимательно смотрю на нее.
— Да, спасибо. Уже все хорошо.
Она подходит ближе, дотрагивается рукой до моего лба и продолжает удивленно смотреть на меня.
Я стараюсь делать вид, что ничего не произошло, хотя это невероятно трудно.
— Наш новый хозяин сказал, что все останется, как прежде, — улыбается уголками губ. Замечаю мелкие морщинки в уголках серых глаз и ямочки на круглом лице.
Беру корзину с бельем, поднимаюсь по лестнице. Затем оборачиваюсь и снова обращаюсь к ней:
— Это очень хорошо, что он так решил. Никого не увольнять. Мы зря волновались.
Она глубоко вздыхает, отрицательно качает головой и уходит в сторону кухни.
Сегодня хочу полностью погрузиться в работу, чтобы не думать об Анваре. Но мысли о проведенной с ним ночи никак не дают покоя. Я не знаю, что это было… Но это было лучшее ощущение в моей жизни.