Не жить

Бригадир Юрий

– Ресторан «Райский сад». Столик на четверых взяла. К ресторану подъезжала серая «Ауди», водитель за рулем остался, двое прошли в зал, подсели и о чем-то говорили минут десять. Потом уехали…

– Что делает Наталья?

– Ест. Заказала жаркое, салаты, на вид спокойная… Даже очень.

– Понятно… Кто эти парни из «Ауди»?

– Борисовские. Мы их узнали, они нас тоже.

– Как думаешь, что Наталья затеяла? – спросил Влад.

– Думаю, убьет она тебя, – бесстрастно сказал Милевич. – Поэтому борисовских мы ментам сдадим, а с Натальей сам решай, что делать. В любом случае – быстро сюда давай. У майора к тебе дело, а я и так слишком сегодня разговорчивый. Отбой!

– Отбой… – машинально ответил Влад.

Мимо проносились голые, похожие на скелеты деревья. Спать уже не хотелось. Не хотелось ничего, кроме

хоть какой-нибудь ясности. До вчерашнего дня все было трудно, иногда очень трудно, иногда непробиваемо трудно, но понятно. Можно было решить все, и всегда была масса способов. А теперь не было даже призрака понимания. Зачем он, они, оно все это делает? Кому нужен этот цирк? Есть же нормальные понятия. Ты хочешь денег – возьми. Ты хочешь дорогие вещи, поехать в Париж на выходные, прокатиться в машине, которая стоит как самолет… Что тебе еще надо? Зачем тебя моя смерть? Влад с детства опасался психических больных. Не то чтобы панически. Он не убегал от них с криками по улице и не прятался на чердаке. Но в нем всегда жило это противное, мерзкое, поганое неприятие биоробота, который непонятно как себя поведет в следующий момент. Биороботы не должны ходить по улицам. Это противоестественно. Не валяются же на улицах трупы. Они все складируются в строго отведенных местах и никогда в обычных условиях не портят жизнь. К умершим Влад относился лояльно. Все там будем. Рано или поздно. Традиции отдавать концы еще никто не отменял. Но в жизни мертвым не место. Их и нет в жизни. Только тени да воспоминания. А сумасшедшие? Зачем они? Для чего? Что с ними делать? Какие такие проблемы с ними можно решать? Есть разум, есть функция, есть логика. И вдруг… Среди этого правильного мира возникает непонятно откуда взявшийся живой труп, киборг, искореженный высоким напряжением компьютер, который неотличим от обычных людей и бесконечно от них далекий. Как с ним обращаться? О чем с ним говорить? Это все видимость, фикция, фокус. За глазными яблоками ничего, кроме кровавой темноты. Он ходит, пока заряжена его батарейка. Каждую секунду в его мозгу возникает импульс, который никогда ничего не создаст, кроме разрушения. Зачем их вообще держать в психбольницах? Кому они вообще нужны? Что за, мать твою, милосердие? Откуда вообще взялась эта псевдогуманность? Это же так просто – очистить землю от идиотов. А где и как пропустили этого? На каком медосмотре проскочил этот урод? В какой школе для каких дебилов он учился? Кто его гладил по голове, кто вообще смотрел ему в глаза? Если это все кончится… Хоть как-то кончится и если выживу, подумал Влад, то никаких душевнобольных у меня нигде не будет. Ни на работе, ни в жизни, ни среди знакомых. Лично буду вычислять и уничтожать. Пока они живы – разум не имеет смысла. Как жить, если нет смысла? Твари, зомби, нежить…

Зазвонил телефон, и в ухо проскользнул совершенно изменившийся голос Натальи. Чужой. Твердый.

– Влад, приезжай, нам надо поговорить…

– Что случилось?

– Я буду дома через двадцать минут, – не обращая внимания на его вопрос, сказала Наташа, – жду! – и отключилась.

Влад сорвал с уха клипсу и отбросил ее в сторону. Так-так. Не спеши. Думай. Ты долго не спал, ты будешь ошибаться, а тебе нельзя ошибаться… Родных на этой земле больше нет. Есть, правда, Коля, но он, скорее всего, погибнет. Куда бы ты ни поставил фигуру, все равно будет мат. Интересно, на том свете высыпаются? Хорошо бы… А то песок в глазах уже скрипит…

Через полчаса машина Гиреева въехала во двор. Все как-то неуловимо изменилось. Снег на газонах еще больше осел, стал темным. Солнце на глазах убивало сугробы. Охраны не было видно. Вообще. Хотя, по расчетам Влада, в доме или, на худой конец, рядом – должны были быть человека четыре. Но тут распахнулась дверь, и на крыльцо вышла Наталья. Как только Гиреев взглянул на нее, он понял, что произошла мутация. Ни одним движением, жестом или взглядом эта совершенно чужая женщина не напоминала его жену. Она жестко посмотрела на него, усмехнулась одним уголком рта и спустилась по ступенькам. Подойдя к нему, она кивнула в сторону и сказала:

– Пойдем, пройдемся по улице…

Влад кивнул, и они вышли через калитку. Там на самом деле ходить было сложно. Начало весны, снежная грязь, тоскливая донельзя картина. Тротуар был весь в ледяных лужах, и в них отражалось бездонное небо. Иногда серое, иногда с облаками.

– Боишься, что подслушают? – спросил Влад.

– Я теперь ничего не боюсь. Раньше надо было бояться. И тебе и мне. Руку дай!

Гиреев поспешно отвел локоть в сторону. Она взяла его под руку и сильно сжала:

– Я тебе вот что хочу сказать. Чтобы ты твердо знал и не думал ничего лишнего. Я тебя люблю. Но сына я люблю в тысячу раз больше. Вернее, тут даже сравнивать нет смысла. И мне очень жаль, что так все сложилось, и я вынуждена выбирать. Мне все равно, что ты обо мне сейчас подумаешь. Еели ты, Влад, до восемнадцати часов не найдешь Колю, то сделай милость – умри. Я тебе одно только могу обещать. Всю жизнь потрачу, но его найду и лично порву на куски.

Слова, которые сейчас произносила Наталья, были тоже не ее. Они вообще были из другой жизни, с другой планеты или другого измерения. Влад посмотрел на лицо жены сбоку и не узнал ее. Она все так же была изумительно красива, но теперь уже какой-то каменной, архитектурной красотой. Даже глаза из голубых стали стальными.

– А если я не сделаю этого? – спросил он и посмотрел в небо.

Там парила одинокая птица.

– У тебя нет выхода, Гиреев! – твердо сказала Наталья. Влад покачал головой. Когда она называла его по фамилии (а это было всего два или три раза в жизни), это означало крайнюю степень агрессивности.

– Что же ты сделаешь, маленькая? – горько спросил он, пытаясь улыбнуться.

Наталья вдруг бросила его руку и отошла на несколько шагов. Присела на корточки. Встала. Пнула грязный снег. Обернулась к нему и сказала:

– Я заказала тебя. В пять часов мне позвонят, чтобы запросить подтверждение. Это очень сложно, я знаю. Но я знала, к кому обратиться. Господи… – она закрыла лицо руками и заплакала, – почему так… Ну почему…

Влад повернулся и пошел к воротам. Лучше не стало. Но стало проще. Гораздо проще…

22

После обеда я решил развлечься и записать Владу видео. А то вот так отвлечешься – и уже становится скучно. Как каждый день есть одно и то же. Вредно для здоровья, а еще больше – для настроения. Ибо скука делает меня похожим на медузу. Хотя вот – кто ж его знает, насколько она несчастна. Может быть, ее жизнь – сплошная череда смертельных удовольствий и приключений, а ее сердце наполнено такой жаждой существования, что люди по сравнению с ней просто минералы какие-то.

Лениво размышляя о несчастных медузах, я нашел камеру, установил ее у себя в кабинете напротив ничего не значащей стенки, у которой ни один эксперт в мире не найдет даже малейшей индивидуальности, а сам сел перед ней на стул, надел латексную маску Путина и пультом запустил запись.

– Здравствуй, Владимир Геннадиевич! Не удивляйся, наш президент тут совершенно ни при чем. И потом, я его не выбирал. Может, ты его выбирал – не знаю, а сам я с детства на выборы не хожу. Скучно. Мне, знаешь ли, все равно, кто там у нас наверху. Но сама маска неплохая, и в ней не душно. Я ее купил полгода назад на вещевом рынке. Там еще Буш был, Ельцин и даже Брежнев. Правда, впечатляет? Главное – узнать меня в ней совершенно невозможно. Только по голосу, но ты его раньше не слышал. Сравнить не с чем.

Почему видео, почему не по телефону, говоришь? Ну, по телефону долго и все время по улицам ездить, пока говоришь – опасно. А так я сейчас файлик сделаю, на китайский, например, сервер загружу, а ссылку тебе отправлю. И ищи ты меня потом сколько угодно. В Китае. Или хочешь – на южноафриканский сервак залью, а? Хотя нет, африканский не очень подходит, там вычислить можно.

Ладно, не будем время терять.

Вот ты, наверное, думаешь – зачем? Зачем я это все сделал? Чего мне не хватает? Какая мне радость от этого, какая польза? Да никакой. То есть внешне никакой. Денег я не прошу, самолета в какой-нибудь Исламабад – тоже. Мне ни дело твое не нужно, ни твоя, например, жена, толку с нее, если честно, – ноль, бесполезное она у тебя существо. И уж тем более – ребенок. Пацан как пацан. Вообще, на твоем месте я бы не сильно волновался. Ну умрет он. Другого родишь. Как Мафусаил Ламеха, а Ламех Ноя и так далее… В общем, ничего тут удивительного. Или ты думаешь, что у тебя спиногрыз какой-то особенный? Вундеркинд? Да ну?! Он уже сейчас у тебя, кроме компьютера, ничего не признает. Ты для него, Владимир Геннадиевич, мало что значишь. Хочешь, я тебе расскажу, как вы с ним будете дальше жить?