Не жизнь, а сказка
Шрифт:
Шимпанзе перестал ухмыляться и принялся деловито очищать апельсин. Иван постоял ещё минуту возле клетки и отправился домой.
На улице уже стемнело. Мила одним глазом смотрела в телевизор, следя за незатейливыми событиями бесконечного сериала, другим — наблюдала за "суженым". Иван мрачно глядел на сковородку жареной картошки и размышлял, сможет ли он съесть её один. Мила, насмотревшись очередной передачи о вреде еды, решительно объявила, что будет худеть и садится на диету, а всякие высококалорийные продукты он может кушать сам. Взамен
Вдруг за спиной Ивана раздался голос:
— Ты мой портрет на двери в честь меня вырезал что ли? Вижу, подготовился.
Прошин подпрыгнул от неожиданности, супержаба взвизгнула и опрометью ускакала в соседнюю комнату. Около стола стоял собственной персоной низенький, кривоногий, волосатый Шимми и улыбался неповторимой обезьяньей улыбкой. Иван схватил его в охапку.
— Здорово, примат!
— Тише ты, раздавишь меня!
— Это я от радости, — сказал Иван, опуская на пол шимпанзе. — А ты что, говорить уже научился?
— Смейся, смейся, — проворчал обезьян, — тебя бы в клетку засадили, я б на тебя поглядел.
— Как ты сюда забрался? Я ведь даже шороха не слышал!
— Через окно, понятно! В твои окна слон влезет, а ты ничего не услышишь!
— Но и Мила тоже ничего не слышала.
— Жена?
Иван закатил глаза к потолку.
— Любовница? — допытывался Шимми.
Иван вздохнул и сказал:
— Ты же её видел.
Обезьян наморщил лоб.
— Жаба что ли? — шепотом спросил он.
Получив в ответ молчаливый утвердительный кивок, Шимми поражённо замолчал.
— Мила, выходи, не бойся! — крикнул Иван. — Шимми — друг!
— А я и не боюсь, — послышался тоненький голосок, и один глаз жабы осторожно выглянул из дверного проёма.
Потом Мила вылезла целиком и уставилась на Шимми.
— Так он настоящий? А я думала что он — тот, с дверей. Ожил и сюда пришёл…
Иван было улыбнулся наивным страхам лягушки, но потом подумал, что если можно волшебным способом сделать барельеф, значит, можно и оживить его. Судя по испугу Милы, ожившие барельефы добродушием не отличаются. Он решил оставить "на потом" подробности оживления статуй, и перешёл к насущным проблемам:
— Мила, Шимми — самый настоящий! Настоящее некуда! — и посмотрел на обезьяна: — Ну, расскажи, как ты докатился до воровства в моём городе?
Шимми вздохнул и печально поглядел на сковороду с жареной картошкой. Иван хлопнул себя по лбу:
— Фу, совсем я с ума сошёл! В гости зазвал, а сам допрос устраиваю! Садись Шимми!
Обезьян мгновенно оказался за столом.
— Ух, наконец, я по-человечески поем! А то эти бананы, да апельсины мне уже поперёк горла встали!
— Я сейчас, — сказал Иван, спустился в подпол, вытащил оттуда приличных размеров мех и, заговорщицки подмигнув, спросил у Шимми: — Помнишь?
— Неужто эльфийское? — улыбаясь до ушей, воскликнул обезьян. — Я его с тех пор не пробовал — Агасфер, чтоб его жлоба разорвало, отобрал тот бурдюк, что вы мне сунули!
— Агасфер? — удивился Иван. — Кто это?
— Ты же его видел! — в свою очередь удивился Шимми. — В тот раз он караванщиком был, здесь он — хозяин цирка.
— Розенкрайцер?
— Он самый. Агасфер Каинович Розенкрайцер, чтоб он сдох! Так ведь не сдохнет никак…
— Просто, я не знал, что его так зовут. Имя странное, похоже на одного библейского персонажа…
— Вечный Жид, хочешь сказать? Он и есть!
— Ты и Библию знаешь? — изумился Иван.
— Библию не знаю, зато, к моему несчастью, знаю Агасфера!
— Значит, он отобрал у тебя бурдюк? А ведь его предупреждали…
— Поэтому и сбежал Агуша, когда тебя увидел. Уж чем-чем, а храбростью он никогда не отличался. Теперь весь караван на голове стоит! Все раздумывают, что дальше делать и кто руководить будет. А я, поскольку на дело гнать некому, к тебе в гости решил заглянуть.
— Это хорошо, что пришёл, — сказал Иван, разливая по кружкам тягучее эльфийское. — Только не понял: что значит "гнать некому"? Я думал ты — свободный художник.
— Был когда-то, — обезьян тяжко вздохнул. — Пока с Агасфером не встретился. С тех пор на него и работаю.
— А можно мне картошечки, — застенчиво осведомилась Мила. — Под вино, так сказать.
Иван хотел было спросить, как, мол, насчёт диеты, но подумал, что женщина всегда остается женщиной, даже в лягушачьей шкуре. Поэтому он молча отложил порцию для себя и Шимми, а остальное отдал жабе.
— Ну, за встречу!
Иван и Шимми чокнулись с ковшиком, который неловко держала Мила. Супержаба в один глоток осушила ковшик и громко вздохнула.
— Маловата посудка.
— И не проси! — Иван снова наполнил её ковш. — Это вино вообще наперстками пьют!
— Ты об этом Конану скажи, — рассмеялся Шимми.
Посиделки затянулись далеко за полночь. Точнее, почти до рассвета. Шимми рассказал Ивану и Миле как он попал в зависимость от Агасфера — тот опоил его вином и заставил подписать пергамент о добровольном рабстве. Услышав это, Иван недоумённо махнул рукой:
— Клятва, данная под принуждением, клятвой не считается! Убежал бы ты, и дело с концами!
— Нельзя, — покачал головой шимпанзе, — клятва была дана мною добровольно, хотя и по пьянке. Кроме того, подписано кровью.
— Тогда понятно, — квакнула Мила. — Нельзя ему, Иван, убегать.
— Ты помнишь содержание договора? — приступил к расследованию Иван.
Обезьян поморщился.
— Конечно, каждое слово!
— А не было ли там пункта, что если Агасфер сам покидает тебя, то контракт считается разорванным?