Небеса всё знают

Мур Лина

– Ты не пристегнулась, – напоминаю ей.

– Я и не пристёгиваюсь. Смысл? – Пожимает плечами и удобнее ставит на своих коленях рюкзак.

– С ума сошла? Это техника безопасности и…

– О, боже, Флинт, не нуди, – перебивая меня, поворачивается и закатывает глаза.

– Я не пристёгиваюсь, потому что в этом городе невозможно развить высокую скорость. Тем более, что в папиной машине, что в моей ремень заедает. Поэтому оставь нравоучительную тираду очередной жене и двигай. Не нарушай моего условия, а то поеду одна, – указывает пальцем в сторону дороги.

– Тогда пересаживайся на заднее сиденье, – выключаю мотор, отчего Джесс шипит.

– Флинт,

давай, не будем сейчас выяснять снова отношения. Ты тратишь моё время, а оно мне необходимо. До приезда родителей его всё меньше. Давай уже, трахни меня, побудь плохим. Таким я тебя и помню, – пихает меня в плечо, и я закрываю на секунду глаза.

– Ну же, трахни меня, стань тем, кто рулил ногами, – приоткрываю рот от её познаний.

– Что?

– Мама любит по вечерам рассказывать о твоих проделках в юности. И у меня на тебя целое досье. Помимо этого, она упоминала, как ты после очередной вечеринки взял её машину, и наутро она там обнаружила…

– Всё! Мы едем! – Повышая голос, завожу мотор и резко даю по газам. Слух наполняется смехом Джесс, а я поверить не могу, что Зои это сделала. Да, да, я был тем самым парнем, который ходит как в замедленной съёмке и сверкает белоснежной улыбкой. Моя внешность всегда помогала мне затащить очередную красотку в постель, или же на заднее сиденье машины сестры. А в тот день мою отобрали родители, и пришлось влезть в автомобиль Зои и оставить на заднем сиденье презервативы. Использованные. Глупо. Бездумно. Конечно, а кто думает головой, когда тебе шестнадцать? Парнями точно ведёт иное место.

По памяти, в тишине мы доезжаем до неприметной мастерской, и Джесс выходит первой. Отпирает ключом пыльную и даже какую-то мрачную дверь, и мы оказываемся в небольшой, захламлённой комнате, пропахшей краской, лаком, деревом.

– Знаю, Флинт, можешь не давать своей оценки. Здесь просто воняет безысходностью, – тихо произносит Джесс за моей спиной и закрывает дверь на ключ.

Осматриваю грязные чехлы, которыми накрыта мебель, пустые полки – это напоминает склад, а не магазин. Под ногами несколько слоёв пыли, опилки и разорванная бумага. Это место словно заброшено, и в нём никто не работает довольно давно.

– Расскажи мне, что у вас происходит, – прочищая горло, щекочущее с каждым вдохом, поворачиваюсь к девушке.

– Это помещение папа купил шесть лет назад. Сначала всё было хорошо, у него было достаточно заказов, чтобы пропадать здесь и ночью, – говорит она и проходит между столами, а я за ней.

– Но сейчас это место закрыто, как и последние три месяца. Дела идут хреново, уже нет причин покупать и заказывать мебель, потому что есть возможность это сделать по интернету. Люди предпочитают эксклюзивные и именитые бренды, чтобы хвалиться ими перед гостями и друзьями, – Джесс открывает заднюю дверь, и мы оказываемся в самой мастерской, где творится бедлам. Куча дерева, металла, краски, инструментов и оборудования. Запашок, действительно, ужасный, от него мутит, а ещё больше от того, как всё в этом месте мертво.

– Папе остаётся только помогать старым друзьям и старожилам города, которые помнят его. Он берётся за любую работу, где необходимо что-то починить или покрасить, заменить крышу или же что-то в этом роде. Давно он здесь не работал, не создавал новые предметы мебели, – девушка бросает рюкзак на один из стульев и подходит к длинному столу.

– Чёрт, – запускаю руку в волосы, снова и снова понимая, насколько туго им живётся. Вновь вина даёт о себе

знать, и это причиняет боль в груди.

– Но ты… вчера ты была здесь. Для чего? – Голос хрипит от пыли, и даже не хочется его менять. Пусть хрипит, как и каждый удар моего сердца.

– Иди сюда, – Джесс с улыбкой подзывает, и я аккуратно пробираюсь к ней.

– Вот это стало моей причиной, – она указывает на пластиковую вывеску, которую только начали окрашивать в ярко-голубой цвет.

– Мой план, который я хочу осуществить. У папы нет времени, мама не понимает в этом, остаюсь только я. Новая жизнь. Новые возможности. И начинать необходимо с названия. Вместо старого, теперь будет…

– Уютные небеса, – читаю я и поворачиваю к ней голову.

– Точно. Пока родителей нет, в моих планах окрасить вывеску, прибрать всё и отмыть, восстановить папины работы, и у меня есть то, что сделала я сама. После их приезда мы устроим открытие и что-то вроде ярмарки, где будет всё продаваться. Я уже просчитала себестоимость, старую цену и наценку. Мало кто помнит бывшую цену, поэтому мы укажем её же минус доллар. Особенно люди ведутся, если стоит двадцать девять девяносто девять. Это не тридцать и в то же время один цент до тридцати. Психология, – спокойно рассуждает она, а моё лицо вытягивается от удивления и невероятного восхищения.

– Поэтому у меня мало времени. Часть мебели уже готова, но есть несколько кресел, которые необходимо отполировать. Не боишься запачкать свои руки, Флинт? – Смеясь, она огибает стол и срывает ткань, а под ней видавшая лучшее время мебель.

– Эм… – найти, что ответить очень сложно. Я не могу прийти в себя от увиденного, от разрухи и банкротства, а сейчас же мою грудь буквально взорвёт от гордости и преклонения перед этой девочкой.

– Ну, так что? Ты хотел помочь мне…

– Да-да, конечно. Боже, Джасмин! Да у меня слов нет, чтобы передать тебе, насколько я обескуражен тем, что ты сделала. Я готов помогать, – смеясь, от только мне понятных эмоций, быстро подхожу к ней и ловлю недоумение во взгляде.

– Всё что угодно, конфетка, хоть рубашку отдам на тряпки, – продолжая, подхватываю её прохладные пальцы и сжимаю в своих руках.

– Надеюсь, этого мы избежим, – усмехается она.

– Зачем ты прячешь это, Джесс? – Всматриваюсь в её красивое и утончённое лицо. В глаза, сверкающие лучше любых драгоценностей.

– Что именно, Флинт? – Удивляется она и делает шаг ближе ко мне, отчего втягиваю аромат её шампуня, и это возвращает меня в прошлое.

– Конфетка, себя. Ты прячешь себя настоящую, любящую родителей и пытающуюся поправить положение, хотя тебе всего восемнадцать. Боже, прости меня. Прости за то, где я не был. Но сейчас здесь и готов, чтобы мной руководили, – шепчу, а сердце так громко бьётся в висках от этой пыльной близости. Я чувствую, насколько её мир ограничен, и в то же время богат, когда у меня всё наоборот.

– Наверное, возраст сделал тебя чересчур сентиментальным, Флинт, или женщины, которые любят тебя использовать. Но останови эту гадость, льющуюся из тебя подобно помоям. Это противно, – с отвращением вырывает свои руки и отскакивает от меня.

– Почему? Что я сказал не то, раз получил очередное оскорбление? Почему я не могу восхищаться тобой? Почему не могу быть ведомым сейчас, ведь совершенно не представляю, что мне делать? Чёрт! Джасмин, хватит! Я сейчас здесь, и не хочу ссориться. Хорошо, буду молчать, – обиженно поджимаю губы и перевожу взгляд на стену, где висят инструменты.