Небесная черная метка
Шрифт:
Сергей Владиленович закрыл сейф и подошел к окну. Город лежал перед ним, словно сломленная женщина, которой только и осталось, что услаждать его, единственно его драгоценнейшую жизнь. Или, быть может, город был, словно спящий младенец в колыбели. И он, Сима, будет пастырем неразумному дитяти, потерявшему своих истинных родителей. «А кто захочет своевольства, тот его получит! Захлебнетесь в нем! И я снова пройду по вашим спинам. Даже страшно интересно, сумеет ли Влад отстоять себя, свою правду…»
Окрепший телом блондин Сима в безупречном сером костюме и эксклюзивных ботинках от знаменитой фирмы вольготно развалился в исполинском кожаном кресле и с наслаждением курил толстую кубинскую сигару, потягивая светлое шотландское виски, которое с некоторых пор стал предпочитать. Он тоже любил ароматный и вредный для здоровья дым сигар за внезапную бодрость ума, приходящую вместе с легкими клубами горящего элитного табака. Как будто так же горела его жизнь, оставляя тонкое внезапное удовольствие.
А малые порции превосходного виски позволяли обострить ум и сгладить острые рифы бесконечных проблем, которые он научился решать, соединяя одну проблему с другой. Осталось из последней схватки, где будут искусно стравлены Витамин и Влад, выйти окончательным победителем. А затем его десант будет планомерно и бескомпромиссно расширять и укоренять зону базирования на этой многострадальной землице, превращая амбар противоречивых ценностей в строгие и беспощадные правила…Инженеры человеческих душ
«— Люди забыли эту истину, — сказал Лис. — Но ты не забывай: ты навсегда
— Я в ответе за мою розу… — повторил Маленький Принц, чтобы лучше запомнить…Все это загадочно и непостижимо. Вам, кто тоже полюбил Маленького принца, как и мне, это совсем, совсем не все равно: весь мир становится для нас иным оттого, что где-то в безвестном уголке вселенной барашек, которого ты никогда не видели, быть может, съел не знакомую нам розу».
Это было в Париже. В меблированных комнатах гостиницы N расфуфыренная дамочка средних лет читала газету. Помнится, раньше-то она поминутно удивлялась: чего это ее на газеты потянуло? Еще раньше предпочитала чтению забавную арифметику из веселого хруста кредиток и шуршания слюнявых помятых денежных купюр, выдаваемых клиентами за интимные услуги. Счетная наука была как единственным развлечением куцего ума, так и помогла сколотить какой никакой, а капитальчик.
Мишель вдруг подвернулся — оплела, обласкала, поклялась.
Сбежали вовремя из совдеповской России.
И вот она при муже да в Париже постигает таинство чтения. Чудно как! Буковка к буковке — сложилось слово, слова садятся рядышком — получилась новая жизнь, точно такая же, что и была, о чем мечталось-фантазировалось. Сотни глаз будут также читать, и ее слова отзовутся в их словах. Магия искусства! Золотой дождь монет! Правда, несколько с замедленным действием. Скажем, могучий джин из лампы Алладина от прикосновения хозяйской руки тут же является для немедленного исполнения любого желания. Деньги обладают той же силой: телефонный звонок и — нате, получите желаемое, с одновременным списанием с банковской карты энной суммы. Не допускайте обнуления счета — и самые заветные желания будут исполнены.
Есть чудаки, которые утверждают, что не все можно купить. С каждым поколением таковых становится меньше. Эти странные люди не от мира сего либо пишут шибко умные книги, либо перемещаются в религиозные конфессии. Там, может быть, и сокровенное знание, и символы веры, заповеди, ответы на все вопросы, путь восхождения к святым высотам… монастыри, высокие стены, таинства, литургии… а здесь — бездна искушений, сладких на вкус! Где уж тут устоять от соблазна вкусить рай на земле прижизненно, а не пожизненно.
«А что, если замутить оригинальный путеводитель между Богом и дьяволом, между высшим и низшим? — подумывала дамочка. — И название готово — «Кошка, которая гуляла сама по себе с алой розой под хвостом». Ах, какой жизненный пласт у меня хранится в памяти! На целый эротический сериал материалу хватит. Лишь бы на порно не сбиться, потому что этой низкосортной хавалки теперь — как грязи в России. Я в бытность мою все свои молодые года подчистую была первой звездой лучшего секретного борделя. Суперинтердевочкой! Что за клиенты у меня были! Генералы, сенаторы, поэты и писатели! Об такую шелупень, как мастеровой люд, никогда киски своей не пачкала. Бывало, с матросней путалась — это как самосаду покурить — иногда для разнообразия пойдет. Но главная моя жила была — высшие чиновники всех министерств… ну, и называющие себя литераторами похаживали. Не потому ли мне так и хочется в их ремесло прыгнуть? Они там о какой-то неземной любви гуторят, — сами-то ко мне лыжи вострят! — а я им свою самую что ни на есть земную любовь впендюрю. Причем, это не выльется в эротические мемуарчики паскудной жизни продажной девки, дабы кому-то на усладу сгодились мои опусы, как прежде сгодилось тело — это будет литературное произведение с изысканной эротикой. Иначе, зачем я во Францию сиганула с дурачком французом? А затем, чтобы европейского шарму добавить, любовной романтикой насытиться…
Подружку себе нашла, местную журналистку русского происхождения. С ее участием поплывем по волнам моей шальной сексуальной молодости. Я ей буду истории вслух наговаривать, она — это на бумагу переносить, что-то поправит, как-то слова переставит. Глядишь, и собственную книгу сделаем, запустим, раскрутим ее — денежки ручьями в карман потекут. Снова я при деле и при деньгах. Все поменяю в своей жизни: вместо гостиницы — шикарную виллу на берегу моря, соавторшу послать к чертям и самой следующую книгу состряпать. Мишеля также поменять поскорее на более респектабельного и богатого мужчину… первые главы уже сделаны — процесс пошел, как говаривал какой-то мой клиент».
Газеты, впрочем, она читала от скуки: оживить себя известиями о новом стихийном бедствии, волне забастовок… вот некролог попался на глаза о смерти знаменитого русского поэта. Смотрит дамочка на газетное фото и узнает: да он гостем к ней в Питере будто бы захаживал! По крайней мере, так пытается ей внушить соавторша… ну, сами понимаете — какие гости в борделе. Смотрит на фото — волнение как ураган поднимается, сердце аж выскакивает. Крепилась виду не подать… но Мишель подметил и так ласково говорит:
— Что, любимая, за слезы? Она, конечно же, соврала:
— Ах, Россия! Немытая, сирая, нищая Россия! Как меня угораздило родиться там, в той дыре, прорехе, в щели, истекающей грязной кровью. Ну, родись я здесь, в благополучной Европе, разве стала бы я срамным ремеслом заниматься? Ты бы взял меня целехонькую, в упаковочке красивых и чистых желаний.
— Ты и так хороша, любимая Жулия.
Он порой через слово называл ее «любимая», и Жуля догадывалась, за что — умела она искусством древнего ремесла побаловать. Вот, например, ступню водрузит на мужское место, и взглядом подсказывает, являя ножку свою, дескать, вот каков по красивой мощи инструмент твой должен быть сию минуту! Потом ножками основание обхватит, глянь — красноголовик мужской вверх попер. Сама ловкостью своей потешается, и клиенту необычная ласка нравится. Много, что умела, а когда ножки свои перед тем, как с естеством мужским играть, стала ароматным мылом старательно мыть, Мишель не устоял и в жены взял.
Мишель работал клерком в конторе. Работа нудная и скучная, жизнь по сути депрессивная, кабы не Жуля. Она была недорогостоящим антидепрессантом — искусством химеры любви скрашивала серые пакостные будни. Вот и сегодня, разве слезы вечером на брачном ложе он хочет видеть и утирать? Проплачет, окаянная девка, всю ночь в подушку над судьбой своей горемычной, басни рассказывать о пропадающем о каком-то таланте, а ему со своим дружком в штанах тоже, что ли, горевать? Нет уж! Мишель быстро оделся и побежал в аптеку за успокоительным средством для Жули.А это было в Питере. На набережной Невы, как раз напротив стрелки Васильевского острова, сидели на утлой скамеечке двое влюбленных. Влюбленных пока в свою работу. Они сидели, тесно прижавшись плечами. Молодой человек в строгом костюме, белой рубашке с галстуком и в очках никак не осмеливался положить руку на трогательные девичьи плечи. В руках у симпатичной девушки был томик Александра Блока, и она читала вслух «На поле Куликовом»:
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь…
Ксения умела читать стихи так, что Александр уносился душой в поэтический простор вслед за проникновенными строками.
— А знаешь, — прервалась Ксения. — Когда Блок принес первые стихи редактору журнала, старинному другу семьи, между прочим, он его после прочтения с добродушным негодованием прогнал со словами «Как вам не стыдно, молодой человек, заниматься этим, когда в университете Бог знает, что твориться!»… как и в стране. Это и сегодня актуально! Я люблю Блока, люблю других классиков, но у меня и мысли нет сотворить что-то стихотворное. Да и зачем, и когда…
Оба работали на одном из крупнейших предприятий «Росатома», на знаменитом, секретном когда-то заводе, где многое в атомной отрасли сделано впервые — до сих пор Запад и Америка догоняют… но уже догоняют семимильными шагами. Впервые в мире здесь была запущена в промышленную эксплуатацию центрифужная технология разделения изотопов урана, — в 1962 году! Чтобы сохранить конкурентное преимущество передовых технологий на предприятии, наряду с подъемом науки внедряются инновационные системы управления производством. Новое направление — это наукоемкое производство, четкий, всеобъемлющий механизм промышленной безопасности, тщательно обученный, преданный порученному делу, совершенный человек-работник. Проблема качественно изменения работника снова встает во главу угла.
Трагические события на атомной станции Фукусима, как и в Чернобыле, не повернут вспять развитие промышленности как основы социума. Две основных силы двигают прогресс вперед: рукотворная энергия в виде электричества, тепла, механической работы, и человеческая энергия в виде созидательного процесса ума и рук. Проникая все глубже в тайны мироздания, человеческий разум создает все более сложные технические устройства и, соответственно, более опасные. Нашим первобытным предкам хватало костра у чума, от которого так же мог пойти опустошающий лесной пожар. Многомиллиардному населению планеты вскоре будет недостаточно и атомной энергетики, на смену которой придет, возможно, термоядерная или другая синтезированная энергия, и не менее опасная.
Получатся, актуализация направления развития энергетики, как и промышленности в целом — это совершенствование системы промышленной безопасности, где человеческий фактор определяющий. А значит, человек — это снова арена борьбы добра и зла, света и тьмы, ума и невежества, высочайших духовных устремлений и скотского рвачества. Каков он будет, этот человек, какая разнополюсная начинка станет преобладающей? Что впереди: природные и техногенные катаклизмы, войны? Освоение космоса, Вселенной, гармонизация планеты Земля?..
Где та высота человеческих устремлений, с которой из нищей страны созидалась мировая индустриальная держава, с которой впервые был совершен полет в космос, как и многое другое…Ксении было чуть меньше тридцати лет, Александру — чуть больше, и работали они в разных группах по внедрению нескольких модулей электронной системы управления определенными потоками производства. Работы много, сроки сжатые. Из Москвы с целевых курсов повышения квалификации они вырвались на пару дней в Питер: пройтись по памятным местам и выполнить одно важное поручение.
— Распланируем завтрашний день? — сказала Ксения и повернулась к своему спутнику.
— No problem! — весело ответил Александр и вынул из барсетки блокнот с ручкой.
— Встанем пораньше и съездим в Павловск.
— Не лучше ли в Петергоф?
— Давай, куда будет ближайший автобус, туда и рванем… к одиннадцати вернемся в Питер. Днем — Исаакий, Михайловский дворец, Храм на крови, Летний сад, побродить по старым улочкам, по набережным Невы, Фонтанки… вечером — в консерваторию, оттуда сразу в аэропорт.
— Сразу после обеда предлагаю переместиться на Литейный, там есть букинистические магазины, где поискать по списку книги Петру Николаевичу — очень важно выполнить его просьбу.…Петр Николаевич сразу по достижению пенсионного возраста с честью ушел на заслуженный отдых и взялся за объемный писательский труд, в котором замыслил на судьбах реальных людей показать тогдашнюю высоту человеческого духа, воплотившуюся в постройку уникального предприятия, и в собственные яркие жизни, где любовь и дружба получили также уникальное развитие. Это не будут мемуары, интересные сотне-другой людей, — будущая книга соединит и крепкий художественный стержень, и эксклюзивную документальную основу, и обязательно — романтическую философию. Поэтому и был дан наказ разыскать прижизненные труды М. Метерлинка, Г. Ибсена и другие. Свое рабочее место Петр Николаевич освободил конкретно под Александра, которому передал ценные собственные практические знания: и в его годы быстрыми темпами развивались НОТ, — научная организация труда, АСУ, — автоматизированные системы управления… сейчас — почти то же самое, но другими словами и на другом уровне.
Ксения снова взялась за чтение, но севшая рядом размалеванная вульгарная девица с сигаретой в зубах на пару с тусклым джинсовым юнцом, сбила с прежнего настроя.
— Бабок нет. На что отрываться завтра? Пойти родичей тряхануть, — вяло прошепелявил юнец. — Чей-то непруха пошла сплошняком, хоть вешайся.
— А я слезаю с дури. Меня вот эта фишка прибила, — быстро сказала девица и вынула из сумки книжку. — Прикинь, какое название — «Мамзель Жюли в Питере». Из серии: «Кошка, которая гуляла сама по себе с алой розой под хвостом».
— Чей ты за беспонтовку взялась? Че, крыша протекла?
— Не гони!
— Вставляет?
— А то! Читаю и ловлю кайф, прикинь: такой раскол-бас, что прусь, как от кокса!
— Ни фига себе! И не плющит?
— Ты сам почитай!.. Уедешь!
— Кум ар у в придачу нарыть бы… давай хоть табачку… — юнец взял изо рта девицы сигарету и жадно затянулся.Ксения с презрительным недоумением смотрела на парочку, через слово понимая их разговор. Томик Блока нечаянно выскользнул из рук и упал под ноги в лужу грязи. Ксения в ужасе закрыла лицо ладонями.
В Париже, между тем, не успев осушить слезы, Жуля заслышала шум шагов в прихожей. Удивилась: проворнее ветра слетал голубчик. Глаза подняла — и ахнула. Стоит перед ней тот, кого малохольным называла… однако теперь глазами сверкает, роста высоченного, волосы волнами вьются вокруг бледного чела. Схватила Жулия газету, на фото глянула и на пришельца. Это он, один к одному — он! Александр Блок! Бухнулась от страха на колени, завопила:
— Не виноватая-яяя!
— Отчего ты, дева срамная, имя мое всуе поминаешь? Небылицы обо мне и сотоварищах по славному литературному цеху распространяешь? Зачем расписываешь, как якобы я клиентом был у тебя? Подло так подсаживаешься к нам, чьи имена не сотрет время. Ужели не разумеешь, что прежде, чем взяться за перо, совесть и талант не мешало бы поискать в себе. Ужели не знаешь, что Муза, точно верная жена, не потерпит измены, да с такой еще, в которую как в помойное общественное ведро сливают похоть. А куда мы без Музы?!! Кому абсент, а кому звенящее слово душу греет. Напомнить тебе, что сказал наш брат француз Мопассан о неуместной женской близости, что тупит писательское стило?..
— Не моя в том вина, что грязно присоседилась я к имени твоему. Это она, она сумятицу вносит. Газетчица она, их много таких, что историю заново переписывают, ко мне в товарки набивается. Давай, говорит, бестселлер тиснем с тобой о твоей непыльной работенке. Я не прочь, но только все как было, без всяких там литературных выкрутасов… здесь газетчица, в соседнем номере, тоже Жуля, только фамилия другая… не то жидовская, не то чухонская… а может быть, и французская. Они, французы, — мамку ее за ногу, — букву Р одинаково, как и евреи, произносят: язык по-другому изгибают.
— Зови!Так громко крикнула Жуля, что барыня незамедлительно вошла, и тут же в коридоре послышались гулкий ровный шум, как отсчет метронома, громче с каждым ударом.
Барыня была неопределенного возраста, некрасивая, но не лишенная некоторого шарма. Удлиненная талия, пухлые пальчики в широкой ладони, утонченное личико невинной девушки с плутовской улыбкой, змейкой кривившей рот.
— Пакостно даже смотреть на тебя, вижу дьявольский отблеск позади тебя… Россия! Когда очнешься ото сна!?…Шум в коридоре нарастал, и вот открылась дверь и вырос на пороге точно глыба… кто, думаете вы, пожаловал сюда? Кого еще подняли на ноги? Глаза закройте и скажите. Кто отгадал, тот молодец… да, други мои! Именно так, бесценные мои читатели, явился он — подпольный герой русской культуры, два века известный всем и каждому, феномен русской натуры, славный продолжатель образов Баркова — «…собою видный и дородный, любой красавице под стать, происхождением благородный — его Лука Мудишев звать… не отыскать на целом свете такой балды. Сама Матрена обомлела — ну впрямь: пожарная кишка…»
Лука с почтением поклонился Поэту, вперил взгляд в двух дамочек и пророкотал:
— Эти пипетки якобы с братьями нашими из Вечного Литературного Дома амурные дела имели? А про меня забыли!!! Айяяй, девули! Сынок мой Игнат сейчас заявится. Сам попросился, давно не тешился, удаль свою не выказывал, чтобы продолжить летопись нашу. Весельчак и добряк он большой.
— Вам сподручнее, Лука. А мне еще к набережной Невы успеть, там двое тружеников милых что-то пригорюнились… — И, как блики северного сияния, исчезла тень Поэта.