Небесные книги в Апокалипсисе Иоанна Богослова
Шрифт:
Глава I
Образы небесных книг в предшествующих апокалипсису традициях
1. Образы небесных книг в древней ближневосточной традиции
1.1. Значение письменности
В конце 4-го тыс. до Р. X. шумеры создали первую в истории человечества систему письменности, которая сыграла важнейшую роль в формировании всей вавилоно-ассирийской культуры с ее высоким уровнем развития науки, литературы и искусства [41] . И в государственной, и в общественной жизни искусство письма высоко ценилось – оно было незаменимо в административной, торговой и хозяйственной деятельности [42] . Профессия писца пользовалась уважением в обществе; особое почтение к этому искусству выразилось в широком почитании бога – покровителя письменности. Считалось, что письменность имеет божественное происхождение.
41
Египетская письменность по своей древности лишь немного уступает шумерской; возникновение письменности в этих культурах может быть датировано соответственно 3300 и 3200 гг. до Р. X. (см.: Robinson А. Writing and Script: a Very Short Introduction. Oxford, 2009. P. 8).
42
Об этом см.: Емельянов В. В. Древний Шумер: очерки культуры. СПб., 2003. С. 169-171.
Действительно,
Покровителем письменности считался бог Набу – «писец Эсагилы», сын Мардука; его почитание достигло наивысшей точки в нововавилонской (халдейской) империи [43] . Такое возвышение также связано с тем, что в тот исторический период роль письменности становилась все более важной в управлении делами обширного государства.
Согласно древневосточным религиозным представлениям, земные установления имели параллель с небесными; земному царю соответствовало высшее небесное божество [44] . Важная роль письменности в жизни государства и общества определила особое присутствие письменности в божественном мире. «Тысячелетний опыт шумерской бюрократии, подвергнувшей учету все феномены социальной жизни», привел к тому, что люди «обожествили глиняную табличку, видя в ней и нанесенной на нее информации источник сверхъестественной силы, являющийся наравне с другими полноценным атрибутом государственности» [45] . Особенно ярко сверхъестественная сила письменного текста была отражена в образе Таблиц судеб [46] – небесной книги, пребывающей у богов и, согласно нашей классификации, представляющей собой типичный пример небесной книги судеб.
43
Об этом свидетельствует также и то, что имена вавилонских правителей – Набопаласар (Набу-апла-уцур), Навуходоносор (Набу-кудурри-уцур) и Набонид (Набу-наид) – содержат имя бога Набу как знак особого его почитания. См. также: Eggleston Ch. L. «See and Read All These Words»: The Concept of the Written in the Book of Jeremiah. Ph. D. Diss, Duke University, 2009. S. 119.
44
См.: BotteroJ. Mesopotamia: Writing, Reasoning, and the Gods. Chicago; Tondon, 1987. P. 32.
45
Емельянов В. В. «Таблица судеб» в культуре Древней Месопотамии // Конференция «Доски судьбы» и вокруг: эвристика и эстетика (тезисы докладов) // URT:(дата обращения 13.02.2013).
46
Образ Таблиц судеб тесно связан с шумерским понятием «МЕ» (либо также «мэ») – божественных сил, потенций мира, идеальных форм вещей (см.: Емельянов В. В. Древний Шумер… С. 108).
1.2. Образы небесных книг
Религиозные представления о предопределенности судеб были широко распространены в древневосточной традиции. Эта вера в судьбу нашла метафорическое выражение в образе Таблиц судеб, с 3—4-го тыс. до Р. X. являющихся самым известным и широко распространенным образом небесной книги на Ближнем Востоке [47] . Таблицы судеб фиксировали все события, которые произошли и будут происходить в мире богов и людей, описывали прошлое, настоящее и будущее. В основе образа Таблиц судеб «находилась идея мирового порядка, основанного на совершенстве календарного года» [48] . Действительно, между Таблицами судеб и представлениями о ходе года существует очевидная связь. В период осеннего равноденствия все существующие в мире богов судьбы заносятся на Таблицы верховным божеством Энлилем и распределяются по 12 месяцам года; зимой Таблицы ненадолго переходят к силам хаоса. Происходит весенняя новогодняя битва, молодой царственный герой отбирает у врагов Таблицы судеб и торжественно возвращает их своему отцу, тем самым подтверждая свой царский статус и незыблемость мирового порядка [49] . В аккадской космогонической поэме «Энума Элиш» [50] , которую в течение столетий читали в храме Мардука во время празднования Нового года, образ Таблиц судеб играет важнейшую роль.
47
См.: Paul S. М. Heavenly Tablets and the Book of Tife I I Journal of the Ancient Near East Studies. Vol. 5. 1973. R 347.
48
Емельянов В. В. «Таблица судеб»… // URL: http://avantgarde.narod.ru/beitraege/bu/doski/we.htm
49
См.: Коер L. Das himmlische Buch in Antike und Christentum: Eine religionsgeschichtliche Untersuchung zur altchristlichen Bildersprache. Bonn, 1952. S. 5.
50
Вся композиция поэмы «Энума элиш» («Когда вверху») «искусно и продуманно подчинена единой мысли: прославить могущество и величие бога Мардука, который после возвышения Вавилона в XVIII веке до н. э. постепенно стал центральным божеством вавилонского пантеона» (Когда Ану сотворил небо… Литература древней Месопотамии / Пер. с аккад.; Сост. В. К. Афанасьева, И. М. Дьяконов. М., 2000. С. 26).
Согласно поэме «Энума Элиш», первоначально они принадлежали праматери Тиамат; после убийства праотца Алсу она передает их Кингу, одному из богов первого поколения: «Таблицы судеб ему вручила, на груди его укрепила. / “Лишь твои неизменны приказы, уст твоих нерушимо Слово!”» (1: 157—158) [51] . Возглавив новое поколение богов в борьбе с Тиамат, Мардук становится главным в сонме богов; отныне ему принадлежит власть определять судьбы. Он побеждает Тиамат и вырывает Таблицы судеб у Кингу: «Он вырвал таблицы судеб, что достались тому не по праву, / Опечатал печатью, на груди своей спрятал» (4: 121—122). В этой детали некоторые исследователи видят связь образа Таблиц судеб с реалиями общественной жизни: в шумерскую эпоху носимая на груди табличка с учетом рациона работников «определяла жизнь человека, от хранящейся на ней информации зависел распорядок жизни общества на весь год» [52] . Завладев Таблицами судеб, Мардук творит мир из тела поверженной Тиамат.
51
Энума Элиш // Когда Ану сотворил небо… С. 41.
52
«Неудивительно, что такая социальная практика через столетия дала глубокую рефлексию, результатом которой стала мифологема глиняной таблицы, определяющей жизнь и власть верховных богов» (Емельянов В. В. «Таблица судеб»… // URL:.
Таким образом, в поэме «Энума Элиш» мывидим, что Таблицы определяли движение мира и мировых событий, а обладание ими обеспечивало мировое господство или подтверждало его.
«Книги Судьбы ухватил он руками, властью облекся, похитил законы.. . / Супостатов своих он пылью считает, силы его ужасаются боги» [53] . Владея Таблицами, Зу стал высшим божеством, правящим другими богами. То же происходит с богом войны Нинур-той, отнявшим их у Зу. Можно заключить, что в истории про Зу акцент повествования сделан не на содержании Таблиц, но на невероятной, фактически магической власти их обладателя. Ни Энлиль, ни Нинурта, ни Зу не пишут на этих Таблицах – благодаря одному только обладанию ими они приобретают невероятную силу слова, речи [54] .
53
Цит. по: Ассиро-вавилонский эпос / Пер. с шумерского и аккадского В. К. Шилейко. СПб., 2007. С. 109.
54
В этом мифе можно увидеть теснейшую связь письменности и устного слова: «С самого начала письменная и устная речь рассматривались не отдельно, но во взаимной связи» (Eggleston Ch. L. See and Read All These Words… P. 123).
Небесные писания о судьбах привлекали пристальное внимание людей. В древних ближневосточных текстах содержатся молитвы царей к божественным покровителям, чтобы те написали о них доброе в своих книгах. Так, царь Шамашшумукин, обращаясь к Набу, просит: «Пусть Набу, писец Эсагила, запишет дни его жизни долгими в книге Судьбы» [55] .
2. Образы небесных книг в античной традиции
2.1. Значение письменности
55
Цит. по: Ассиро-вавилонский эпос. С. 93.
В Древней Греции, в отличие от древней ближневосточной традиции, архивные документы не играли определяющей роли в государственной и общественной сферах. Исследователи указывают, что в полисах Греции архаического и отчасти классического периодов не было ничего похожего на бюрократию; архивные записи, если и велись, не имели организованного характера; управление в большинстве городов-государств осуществлялось без серьезной опоры на письменные документы [56] . Можно также отметить, что сформировавший государственный строй Спарты Ликург повелел не записывать законы, считая, что правильное воспитание «исполняет в душе каждого роль законодателя» [57] . В Афинах V—IV вв. письменность (высечение на камне) главным образом использовалась для вынесения на всеобщее обозрение законов и постановлений полиса, списков отличившихся граждан и предателей [58] . Начиная с IV в. к эллинистическому периоду роль письменности несравненно возрастает; Аристотель отмечает, что грамотность общеполезна и нужна «для ведения денежных дел, и для домоводства, и для научных занятий, и для многих отраслей государственной деятельности» (Политика 1338а. 15—17) [59] .
56
«В Афинах только с первой половины IV века документы начинают играть более важную роль в государственной и судебной сферах» (Thomas R. Literacy and City-State in Archaic and Classical Greece // Literacy and Power in the Ancient World. Cambridge, 1994. P. 33-34).
57
Плутарх. Избранные жизнеописания/Пер. с др.-греч.; Сост., вступ. ст., примеч. М. Н. Томашевской. Т. 1. М., 1990. С. 104.
58
’См.: Thomas R. Literacy and City-State… P. 37-50.
59
Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1984. Т. 4. С. 631. О функциях письменных текстов в Рреции и их развитии см.: Hairis Ж Ancient Literacy. Boston, 1989. Р. 45-147.
Уровень культурного развития Греции был высочайшим, и письменные тексты широко использовались для обучения, а также в качестве образцов риторического красноречия. Однако в то же время для греческой мысли подчас характерно несколько скептическое отношение к записанным текстам; предпочтение отдается живому устному слову, которое «способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать», как говорит об этом Сократ в платоновском диалоге «Федр» [60] . Напротив, записанные слова подобны произведениям живописи: они кажутся живыми, «а спроси их – они величаво и гордо молчат» [61] . Письменный текст «всегда отвечает одно и то же» и не способен «ни защититься, ни помочь себе», если его не понимают или пренебрегают им; письменный текст является «сиротой», потому что с ним нет его «отца», автора, чтобы защитить его от неверного понимания.
60
Платон. Федр / Пер. с др.-греч. А. Н. Егунова // Платон. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 187.
61
Там же.
Платоновский Сократ говорит, что письменность приводит к ослаблению памяти, поскольку люди вместо упражнения памяти и припоминания изнутри доверяются записям. Таким образом, вместо того чтобы увеличивать силу ума, книги подрывают ее и дают только мнимую мудрость [62] . Подобное мнение засвидетельствовано и у некоторых других греческих философов: Диоген Лаэртский рассказывает следующий эпизод из жизни Антисфена (основателя кинической школы, V—IV вв. до Р. X.): «Однажды ученик пожаловался ему, что потерял свои записи. “Надо было хранить их в душе”, – сказал Антисфен» [63] . Оппонент Исократа ритор Алкидамант (IV в. до Р. X.) в своей речи «О софистах» утверждает, что высшей целью оратора является способность произносить устные неподготовленные речи, всякий раз сообразуясь с аудиторией; записывание речей может иметь только служебное, вспомогательное значение [64] . В религиозной сфере Греции письменность не имела центральной роли: «Слова мистерий не должны были быть записываемы, чтобы сохраниться в тайне» [65] .
62
См.: Plato. Phaedrus. 275.
63
Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов/ Пер. и примеч. М. Л. Гаспарова. М., 1979. С. 72.
64
О споре между Алкидамантом и Исократом см.: Van Hook L. Alci-damas versus Isocrates: Lhe Spoken versus the Written Word // Lhe Classical Weekly. Vol. 12. N. Y., 1919. P. 89-94. О греческом понимании искусства слова и его силы см. также: Gera D. L. Ancient Greek Ideas on Speech, Language, and Civilization. N. Y., 2003.
65
Leipoldt J., Morenz S. Heilige Schriften. Betrachtungen zur Religionsge-schichte der antiken Mittelmeerwelt. Leipzig, 1953. S. 12-13.