Небесные творцы
Шрифт:
– Как это?
– Ну, он также испытывал почти полное отсутствие сердечной теплоты. То, что мы привыкли называть добротой. Кроме того, в его поведении в то время явно проявлялся так называемый синдром Рорчеча, когда из сознания едва ли не вовсе исключается интерес к нормальной жизнедеятельности. Иными словами, мировоззрение больного сосредоточивается на смерти. Я принял во внимание все названные факторы – то есть холодная, не знающая жалости натура, сосредоточенная на смерти, плюс сексуальная неполноценность.
Келексел
Бонделли пригладил усы и заглянул в свой блокнот.
– В чем состояла суть вашего сообщения в отдел освобождения под залог, доктор? – Задавая свой вопрос, Бонделли не отрываясь смотрел на судью Гримма.
– Я предупредил их, что если этот человек не изменит в корне свои взгляда, то он непременно дойдёт до психического срыва.
По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли спросил:
– А как бы вы определили понятие “психический срыв”, доктор?
– Например, намеренное убийство кинжалом близкого и любимого человека с особой жестокостью является психическим срывом.
Судья Гримм что-то записывал на лежащем перед ним листке бумаги. Женщина-заседатель, сидящая с краю, недовольно посмотрела на Бонделли.
– Вы предсказывали это преступление? – задал вопрос Бонделли.
– Я предупреждал, что произойдёт что-то в этом роде. Окружной прокурор, не торопясь, оглядел присяжных.
Он медленно покачал головой, наклонился к помощнику и что-то прошептал ему на ухо.
– Какие-нибудь меры были приняты в ответ на ваше сообщение? – спросил Бонделли.
– Насколько мне известно, нет.
– Почему, нет?
– Наверное, большинство из тех, кто видел это сообщение, не очень хорошо разбираются в специальных медицинских терминах и не понимают всей опасности перечисленных психических отклонений.
– А вы пытались объяснить кому-либо, насколько серьёзны ваши опасения?
– Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог, объяснил, насколько опасен может быть подсудимый.
– И тем не менее, никаких мер принято не было?
– Мне сказали, что, вне всякого сомнения, мистер Мёрфи как видный член общества не может быть опасен и я, очевидно, ошибаюсь.
– Понятно. Вы сами пытались помочь подсудимому?
– Я пытался вызвать у него интерес к религии.
– Безуспешно?
– Совершенно верно.
– Вы проводили обследование подсудимого?
– В прошлую среду. Это было второе обследование с момента его ареста.
– И что вы обнаружили?
– Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойю.
– Мог ли он отдавать себе отчёт в своих поступках и их последствиях?
– Нет,
Бонделли повернулся, некоторое время пристально смотрел на окружного прокурора и затем произнёс:
– Все, доктор, спасибо.
Окружной прокурор провёл рукой по волосам и уставился в свои записи свидетельских показаний.
Келексел, постепенно разобравшись в запутанном содержании этой сцены, кивнул. У туземцев, безусловно, существует примитивное и ещё слишком незрелое правосудие. Тем не менее, происходящее напомнило ему о его собственной вине. Может быть, эту цель и преследовала Рут? Показывая сцену суда, она, возможно, хочет сказать: “Ты тоже будешь наказан”. Он ощутил приступ жгучего – стыда. Сейчас он сам словно предстал перед судом, перенёсся в зал судебных заседаний, который воспроизводил репродыосер. Он неожиданно отождествил себя с отцом Рут, в полной мере разделяя чувства туземца, которые улавливала сверхчувствительная система передачи.
Внутри Мёрфи бушевала с трудом сдерживаемая ярость, всеми силами души он ненавидел сейчас Фурлоу, который все ещё сидел на свидетельском месте.
“Иммунный должен быть уничтожен!” – подумал Келексел.
Картина зла, воспроизводимая репродьюсером, слегка изменилась, и теперь в фокусе устройства находился окружной прокурор. Парет поднялся со своего места, прохромал к барьеру и остановился там, где прежде стоял Бонделли. Парет аккуратно прислонил свою трость. Губы его были собраны в гримасу пренебрежительного превосходства, однако глаза пылали гневом.
– Мистер Фурлоу, – сказал он, намеренно опуская докторский титул. – Я правильно заключаю, что, по вашему мнению, подсудимый был неспособен отличать хорошее от плохого в ту ночь, когда он убил свою жену?
Фурлоу снял очки. Его серые глаза казались теперь поразительно беззащитными. Он протёр стекла, надел очки и сложил руки на коленях.
– Да, сэр.
– А те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в принципе такими же, как те, которые проводил доктор Вейли?
– По сути такими же – карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты.
Парет сверился со своими заметками.
– Вы слышали о заключении доктора Вейли, что этот обвиняемый был юридически и с медицинской точки зрения абсолютно нормален в момент совершения преступления?
– Я слышал об этом заключении, сэр.
– Вам известно, что доктор Вейли является официальным полицейским экспертом города Лос-Анджелеса в области психиатрии и что он проходил службу в армейском медицинском корпусе?
– Мне известна квалификация доктора Вейли. – Голос Фурлоу был напряжённым, но он отвечал, не теряя достоинства, и это вызвало неожиданный приступ симпатии у наблюдавшего за ним Келексела.