Небесный лабиринт. Прощение
Шрифт:
Ева побелела как мел.
— Не может быть, — сказала она Эйдану.
— Положи эти штуки. — Он посмотрел на разделочный нож и вилку.
— Ну, сейчас они вылетят из этого дома. Пулей. Поверь мне.
— Нет, Ева. Не вылетят. — Эйдан проявил необычную для него твердость. — Джек — мой друг. Его нельзя выгнать. Он должен был приехать… Он привез напитки.
— Не морочь мне голову! — вспыхнула Ева. — Никому не нужны его проклятые напитки! Если это его так беспокоило, он мог прислать
— Ева, они наши друзья.
— Больше нет.
— Нельзя сердиться на них вечно. Нужно восстановить нормальные отношения. Я думаю, они правильно сделали, что приехали.
— А что они там делают? Разговаривают со всеми свысока?
— Ева, пожалуйста. Они твои гости. Наши гости, если считать, что мы с тобой пара. Пожалуйста, не устраивай сцену. Это испортит настроение всем. Кстати, они ведут себя совершенно нормально.
Ева подошла и обняла Эйдана.
— Ты очень добрый. Намного добрее меня. Я тебе не пара.
— Может быть, ты и права. Но давай обсудим это в другое время, а не тогда, когда все ждут ужина.
На кухню пришел Билл Данн, которому понадобилась ванная.
— Прошу прощения, — сказал он, увидев их в объятиях друг друга. — Тут просто шагу ступить некуда.
— Ладно, — сдалась Ева. — Но при условии, что мне не придется с ней разговаривать.
Когда Ева пришла в комнату, Бенни танцевала с Тедди Флудом. Джек разговаривал с Джонни и Шоном. Он был таким же красивым и уверенным в себе, как всегда, и обрадовался ей.
— Ева!
— Привет, Джек. — Это прозвучало без энтузиазма, но не грубо. Она дала обещание Эйдану. Законы гостеприимства нарушать нельзя.
— Мы привезли тебе вазу. Точнее, стеклянный кувшин. Он очень подойдет для нарциссов и других цветов на длинной ножке.
Кувшин был красивый. Почему такие люди, как Джек Фоли, всегда поступают правильно? Откуда он знал, что у нее есть нарциссы? Он не был здесь с Рождества, когда в Нокглене цвел только остролист.
— Спасибо. Очень красиво, — сказала Ева. Она обошла комнату, собрала пепельницы и освободила место для тарелок.
Нэн стояла с краю и молчала.
Ева не могла заставить себя поздороваться. Открыла рот, но не нашла нужных слов. Она вернулась на кухню и постояла там, упершись в стол обеими руками. Гнев, который она ощущала, был настоящим. Его можно было снять с нее и пощупать, как красную вату.
Мать Фрэнсис, Кит Хегарти и даже Бенни часто предупреждали ее, что с приступами ярости нужно бороться. Иначе это плохо кончится.
Тут дверь открылась, и вошла Нэн. Ветер, дувший из окна, колыхал ее платье с цветочным рисунком и теребил светлые волосы.
— Ева, послушай…
— Извини, не буду. Мне нужно готовить еду.
— Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
— Много чести. Никто тебя не ненавидит. Мы презираем тебя. Это совсем другое чувство.
Глаза Нэн вспыхнули. Она этого не ожидала.
— Тебе не кажется, что все это довольно глупо и слегка провинциально? Жизнь продолжается. Эйдан и Джек остаются друзьями…
Нэн казалась гордой и уверенной в себе. Она знала, что все козыри у нее на руках. Она нарушила все правила игры и тем не менее выиграла. Не только сумела отбить парня у своей единственной подруги, переспав с ним один бог знает где, а затем заставив жениться на ней, но и ждала, что все останется по-старому, как было в прежней жизни.
Ева молчала и смотрела на нее, словно пораженная громом.
— Ну же, Ева, скажи что-нибудь. — Нэн ощущала нетерпение. — Скажи, о чем ты думаешь.
— Я думаю о том, что Бенни была твоей единственной подругой. Что изо всех нас только она любила тебя не за внешность.
Ева знала, что это бесполезно. Нэн только пожмет плечами. Если не физически, то мысленно. И скажет, что такое случается.
Нэн хватает все, что видит. Ведет себя как ребенок, который ползет к блестящему предмету. Так ей велит инстинкт.
— Джек не для Бенни. Она всю жизнь следила бы за ним и колебалась.
— А ты не будешь?
— Я с этим справлюсь.
— Не сомневаюсь. Ты уже со всем справилась.
Ева чувствовала, что ее трясет. Когда она наполняла кувшин водой и ставила в него цветы, которые кто-то привез с собой, у нее дрожали руки.
— Это я выбрала, — сказала Нэн.
— Что?
— Вазу. У тебя нет ни одной.
И тут Ева поняла, где Джек и Нэн проводили ночи. Здесь. В ее доме. В ее постели.
Они приезжали в Нокглен, поднимались по дороге, брали ключ и входили в коттедж. Занимались любовью в ее постели.
Ева посмотрела на Нэн с ужасом. Так вот почему она ощущала, что в доме кто-то был. Испытывала странное, неопределенное чувство чужого присутствия.
— Это было здесь, верно?
Нэн пожала плечами. С поразительным равнодушием.
— Да. Несколько раз. Теперь это не имеет никакого значения…
— Для меня имеет.
— Мы оставляли дом в полном порядке. Никто ничего не знал.
— Ты приходила в мой дом, ложилась в мою постель и тащила в нее Джека Бенни. В городе Бенни. О боже, Нэн…
И тут Нэн прорвало.
— Ради бога, меня тошнит от этого! Тошнит от всего. Вы корчите из себя святых, но на самом деле просто не способны на поступок. И хочется и колется, да? У вас не хватает ни духу, ни смелости, чтобы дать себе волю… — Ее лицо было красным и сердитым. — Не говори об этом коттедже так, словно он Версальский дворец. Сырая покосившаяся лачуга, вот что это такое! Здесь нет электричества, а плиту мы не включали, так как боялись, что ты заметишь следы. А в дырах свистит ветер. Понятно, почему люди называют его домом с привидениями. Так оно и есть. Тут пахнет призраками.