Небесный шторм
Шрифт:
– Ты – двадцать седьмой, Бурнье, – пояснил Ришар. – Дольше всех бегал, молодец. Расскажешь, как тебе удалось.
– Нас вроде тридцать было, – растерялся Шарль. Не сходилось что-то в математике.
– Латиньи вернулся, – замогильным голосом вымолвил Гурден, не отрываясь от «пространства». – До Мальты дотянул… и вернулся. Неисправность в двигателе. Я слышал, как он с базой переговаривался…
– Счастливчик, – гулким эхом отозвался Брион. – Сейчас, поди, опять в борделе у «Турино Мамы» сидит, винчик попивает, шлюшек за задницы дергает…
– Ну, да, Латиньи такой, – согласился Лазар. – Чуть передышка – скачками к шлюхам, напряжение свое неуемное снимать. Ты не смущайся, Бурнье, будь как дома, циновок на всех хватает, пристраивайся ко мне – вон свободная, а то торчишь тут, как маяк. Скоро еду принесут, кстати, кормят здесь прилично, видимо, имеют на нас некие планы…
– Рассказывай, как бегал, – проворчал
Шарль немногословно поведал о своих злоключениях. Аудитории история понравилась. Стали обсуждать, Лазар переполз поближе и поощрительно похлопал по плечу.
– Не ожидал, Бурнье. В лучших традициях американского боевика. Будет что дома рассказать. Непонятно только, на что ты рассчитывал. Выбраться из этой клоаки нереально. В Бенгази надо было когти рвать, в Бенгази…
Летчики по одному вступали в беседу. Тема, где безопаснее – в Тунисе или в Бенгази, – почему-то многих взволновала. Горячился Паккарди – американец итальянского происхождения. Его возмущало грубое нарушение прав в так называемой Триполитании. Какое эти обезьяны имели право сбивать его самолет, хватать, как какого-то бродягу, бросать в тюрьму – в антисанитарию, в нечеловеческие условия! Где обязательный гуманизм и приверженность элементарным правовым нормам? Как, вообще, можно воевать в таких условиях, когда противник тебя конкретно не уважает? Его везли через деревню, так горячие ливийские бабы чуть камнями не закидали. Дикость, господа! Неужели здесь никто не знает о резолюции Совета Безопасности ООН под номером 1973, о которой растрезвонили по всему миру? Адекватные французы, слыша эти перлы, прятали ухмылки, а американец энергично разорялся. Потом беседа вернулась в наболевшую плоскость: что за чертовщина случилась в небе над Ливией? Почему отказали двигатели всех самолетов – причем одновременно? А если бы это случилось над морем? Работа ливийцев? Инопланетян? Третьей силы, заключившей договор с самим Дьяволом – в смысле, с полковником Каддафи, врагом номер один всего миролюбивого человечества?
– Ясно одно, – рассудительно изрек Марсель Жюстье. – Если это оружие, то принципиально новое и никогда доселе не использовавшееся. Какая паника теперь начнется – трудно представить. Держу пари, пока не выяснится, в чем дело, наши побоятся соваться в Ливию со своими самолетами. Будем «Томагавками» швыряться.
– Правильно, – проворчал кто-то аполитичный. – А то уже самолетам тесно в «бесполетной зоне»…
– Тоже неплохо, – ухмыльнулся Брион. – А вот это оружие… интересно… может, оно и «Томагавки» способно останавливать или обратно разворачивать…
Летчики молчали, впечатленные мысленной картиной. Тонут атомные подводные лодки, тонет флагман ВМС США «Маунт Уитни», авианосец «Джузеппе Гарибальди», взрывается к чертям собачьим авиабаза в Сигонелле – со всей навороченной техникой, жилыми кварталами и борделем, в котором завис счастливчик Латиньи…
Распахнулась дверь, вошли два дюжих охранника в форме, встали по бокам и взяли автоматы на изготовку. Вошел еще один – невысокий, плотный, с офицерскими знаками различия, с папкой в руке и пилоткой, всунутой под погон. Откормленный, лысоватый, он был спокоен, как монумент. Пока он рассматривал насторожившихся пленников, ни один мускул не дрогнул в лице. Впрочем, торжествующий огонек в глазах блеснул.
– Строиться, – на приличном английском скомандовал офицер.
Он медленно расхаживал вдоль шеренги понурых, оборванных пилотов, всматривался людям в глаза, делал мысленные «зарубки». Покосился на «разукрашенного» Бриона, на исцарапанное лицо и руки Ришара – такое ощущение, словно летчик долго и безуспешно купал кота. Пересчитал пленников по головам и остался доволен.
– Добрый вечер, господа европейские туристы, – вкрадчиво и как-то нейтрально поздоровался офицер. – Ну, вот вы и в сборе. Спешу поздравить – вы находитесь в расположении одной из частей ливийской армии, где вас безумно рады видеть. Мое имя – Аль-Фергани, можете обращаться ко мне «господин капитан». Надеюсь, наши отношения будут ровными, спокойными и станут примером для подражания вашим… последователям. Сразу предупрежу, что попыток к бегству предпринимать не стоит, далеко вы не уйдете, и последствия могут быть трагическими. Грубить и бросаться в драку тоже не советую – зачем? Геройство в данном случае неуместно и просто смешно. Если вы хотите вернуться домой живыми, а не, скажем, в черном полиэтиленовом мешке, то и вести себя следует соответственно. К вам относятся, как вы могли заметить, гуманно, кормят сытно, а небольшие, хм, физические увечья вызваны – сами понимаете – неповиновением при задержании. Скоро прибудет врач, и те, кому это требуется, получат медицинскую помощь. Комбинезоны
Команды «вольно» и «разойдись» не последовало. Через несколько минут солдаты втащили в помещение ворохи комбинезонов подозрительной свежести, швырнули перед строем. Пролаяла команда – переодеваться. Свою одежду раскладывать аккуратно, не комком – все в ряд. Несколько человек переоблачались, остальные ждали под дулами автоматов. Тоска навалилась – не продохнуть. Шарль вспомнил, что примерно в это предвечернее время, если позволяла служба, он звонил Жаклин в Тулузу. Снисходительно выслушивал ее щебет – о домашних делах, о семейном бизнесе, с которым она проворно справлялась, слушал лепет крошки Марселя – и тепло становилось на душе, почти беззаботно… Привычка носить одежду с изобилием карманов сослужила добрую службу. Его обыскивали, прежде чем бросить в машину – но лишь на наличие стреляющих, колющих и режущих предметов. Три с половиной тысячи евро (в основном в крупных купюрах) не нашли. Воспользовавшись заминкой, когда охранники с криками бросились к Ришару, собравшемуся спрятать в носок безвредный перочинный ножик, он сунул руку в задний карман комбинезонных штанов, ногтем разодрал шов и незаметно для окружающих переправил сложенные пополам банкноты под трусы. Пришлось отставить заднее место, чтобы не вывалилось. И когда поступила команда очередной пятерке сбрасывать одежду и облачаться в комбинезоны (в которых что-то красили), он не стал упрямиться. Все стащил, влез в штаны и облегченно перевел дыхание. Фокус из арсенала карманного воришки удался ему одному. Раздеваться догола команды не было.
Звонил телефон на прикроватной тумбочке – истошно, с надрывом, словно умолял: ну, заткните же меня поскорее! Именно в это утро проснуться для Жаклин Бурнье оказалось тяжким испытанием. Она мучительно выбиралась из «режима сна», не могла сориентироваться, где она находится и какого черта происходит?! Просыпалось предместье Сен-Сипрьен – пригород родины ордена доминиканцев, «розового града» Тулузы (нареченного так по цвету кирпича, из которого был выстроен старый город). Лучик солнца выглянул из-за тропической азалии, озарил лужайку перед домом, пышные шапки пионов, новомодное поливальное устройство, заглянул в комнату через огромное, идеально чистое зеркало. А когда полоснул по глазам, осталось только проснуться. Телефон звенел, не унимаясь. Пот прошиб – это Шарль, он же вчера не позвонил! Собиралась с вечера понервничать, но передумала, решила дождаться следующего дня. Все-таки служба у человека, всякое случается… Она отбросила одеяло, путаясь в ночной сорочке – не могла же она ее надеть верхом вниз! Схватила трубку:
– Алло? Слушаю. Шарль?
– Увы, не Шарль, – невесело усмехнулась Франсуаза Лазар – жена Доминика, пилота эскадрильи, где служил Шарль. – Ну, ты и горазда спать, подруга. Судя по реплике, твой благоверный вчера не звонил?
– Не-ет, – протянула она разочарованно. – И твой не звонил?
– И мой не звонил, – вздохнула Франсуаза. – Странно это как-то. Волноваться будем?
– Подождем, – засмеялась Жаклин, отметив, что смех получился натянутым. – Не позвонили вчера – позвонят сегодня. Или завтра. Они же не в аптеке там торгуют – все-таки армия… – «Пропади она пропадом», – подумала Жаклин. Формально до права выхода на пенсию ее тридцатидвухлетнему избраннику оставалось девять лет, и она уже заранее готовилась нанести удар – чтобы и духу его в армии не было! Пусть в аптекари идет. Или в парикмахеры – они везде нужны. Хотя и понимала в глубине души, что небо для супруга – все. И битва предстоит изнурительная. Но существует же еще и гражданский флот!
– Ну-ну, – со скепсисом вымолвила Франсуаза, – мне бы твою беззаботность. Впервые такое – всегда звонил, а тут вот взял и проигнорировал.
– Да все они такие, – успокоила подругу Жаклин. – Вечно спрячутся, ищи их потом. У тебя у самой-то как дела? Подготовка к ярмарке цветов продвигается?
– О, ты знаешь, да, – возбудилась Франсуаза. – Я уже купила себе такое миленькое платье, в котором буду произносить вступительную речь. Осталось машину отремонтировать, чтобы до Жавю добраться – а то, знаешь, она у меня при повороте не поворачивается. Странное устройство.