Небесный шторм

Зверев Сергей Иванович

А если пустышка – то ничего страшного. Пошатается по базе, чего-нибудь нафантазирует, тиснет очерк о героических буднях водителей «бомбардировщиков», как требует того начальство, и обратно в Рим – этот старый, вечный, ободранный и прекрасный городок, где такая вкусная еда и горячие любовники. И еще это самое, местное «фирменное», до чего никак не дойдут руки в силу занятости – ИСКУССТВО НИЧЕГОНЕДЕЛАНИЯ…

Решение принято – она позвонила в аэропорт, забронировала билет на ранний утренний рейс, отправилась в душ. Разделась, уныло смотрела в зеркало на себя, отощавшую. Эта работа (без иронии – любимая) ее когда-нибудь доконает. Никакой постоянной личной жизни, сплошные разъезды, еда «на коленках», квартира в Париже пустеет и обрастает пылью. Журналистская карьера прежде всего – неустанное стремление доказать себе и окружающим непонятно что, поиск жареных фактов, постоянное рысканье в поисках того, чего не существует… Ее отец был известным московским литератором, состоял в Союзе писателей, имел хорошую квартиру в советской столице на Кутузовском проспекте. У отца была семья, два сына, уважение в определенных кругах общества и постоянный пропуск в спецстоловую при Доме литераторов. Он писал про войну, по его книгам снимали фильмы, его тексты переводили на иностранные языки. Но последний

роман, в котором он перегнул с достоверностью, описывая штурм Берлина, весьма не понравился тогдашнему идеологу Суслову… и все пошло прахом. Жена ушла, уважение в обществе кончилось, пропуск в спецстоловую отняли. Дети отвернулись – они учились в МГИМО, и наличие опального отца их будущую карьеру не красило. Заканчивались «махровые» семидесятые. Нищета, крохотная комнатка на задворках Бутова. Как он эмигрировал – отдельная невероятная и поучительная история. Полгода в Западной Германии, Лозанна, Тулуза, опубликование ограниченным тиражом той самой книги – на языке, увы, мало напоминающем русский. Женился в пятьдесят четыре года на непримечательной француженке, в 82-м родилась Мари, через год отец скончался от тяжелой болезни легких. Девочка с ранних лет подавала надежды, окончила журфак в Сорбонне, знала английский, французский, итальянский, а на русском материлась так, что самой было стыдно, а окружающим приятно. Фамилия у нее была по матери – Клер, да и ладно. Корреспондент «Ле Паризьен» Мари Данилофф звучало бы как-то странно. Она писала остро, материалы добывала легко и изобретательно, так что если ее и увольняли – то отнюдь не за отсутствие профессионализма. С февраля, когда стартовали ливийские события, Мари прочно «сидела» на этой теме, ей многое позволялось в редакции, на ее выходки смотрели сквозь пальцы, поскольку начальство знало, что свою работу Мари сделает. Не мытьем, так катаньем – с французской энергичностью и русской въедливостью. «Ты должна благодарить судьбу и лично меня, что работаешь не в какой-нибудь вшивой шарашке, а именно в «Ле Паризьен»! – любил говаривать Бургон. – Где еще работать нормальной журналистке, Мари? «Ле Фигаро» – махровая правая, «Ле Монд» – упертая левая, в «Либерасьон» – дела хреновые. Только «Ле Паризьен» – ежедневная газета с тиражом 530 000, где еще остались вменяемые люди!» Пустышкой она не была и пыталась разобраться, что же на самом деле происходит в Ливии. Ясно, что вмешательство Запада в ливийские дела не соответствовало резолюции ООН. Повстанцы тоже летали, но их не сбивали, хотя по правилам бесполетной зоны – вроде должны. Запад откровенно поддерживал мятежников, понимая, что, не примени он силу, Каддафи живо бы навел конституционный порядок. Целью НАТО являлось свержение ливийского диктатора, а вовсе не защита мирного населения, как это декларировалось, – к чему склонялись даже западные эксперты. При этом Запад предпочитал не видеть, что своими действиями укрепляет позиции радикального ислама, откровенных террористов и роет яму самому себе, расшатывая ситуацию в Европе. Посол России в Ливии озвучил причины вмешательства Запада в чужие дела, и в принципе Мари была с ним солидарна: Каддафи отказался приватизировать национальную нефтяную компанию; заявил, что пересмотрит долю западных компаний в добыче ливийской нефти; вынудил французских нефтяников из «Total» заплатить ему компенсацию в полмиллиарда долларов; предпочел поставки российского специмущества французскому. И еще одна причина – не связанная с деятельностью Каддафи, а проистекающая из извечного соперничества Соединенных Штатов с Евросоюзом. Очень не нравилась американскому президенту и «народу Соединенных Штатов» идея создания Средиземноморского союза – зоны безопасности ЕС без участия США и НАТО. Инициаторами идеи были Франция с Италией. Попутно эти страны разрабатывали проекты нефтепроводов из Ливии в Южную Европу, укрепляющие самостоятельность Евросоюза. Война в южном Средиземноморье позволяла США ликвидировать проекты автономной зоны, укрепить позиции НАТО и ослабить финансово-экономические возможности Евросоюза. При чем тут защита мирных граждан, страдающих от гнета диктатора, оставалось лишь догадываться…

В солнечной Сицилии было жарко. Арендованный крохотный «Фиат» оказался кабриолетом – она обнаружила это случайно, нажимая от нечего делать какие-то кнопки. Ей казалось, она парашютируется! А потом разозлилась на себя – до какой же степени погрузиться в мысли, чтобы не замечать, что творится вокруг! Так и опомниться не успеет, как окажется в багажнике у сицилийской мафии! Впрочем, ничего похожего на мафию она в Сицилии не встречала. Вдоль обочин идеально ровной дороги простирались опрятные черепичные деревушки, оливковые и апельсиновые рощи, виноградники. Дважды попадались сотрудники дорожной полиции в черных мундирах с белой портупеей, но все обошлось. С ревом ее обогнало что-то приземистое, спортивное, с лошадью на эмблеме – водитель повернул голову, смерил ее взглядом, облизнулся, но предпочел не заводить знакомств – спешил куда-то. Посмотреть, конечно, было на что. Привлекательность худенькой женщины признавала даже сама худенькая женщина. И гордилась своей внешностью, стоящей немало времени и денег. Прямая спина, целеустремленный взгляд, черные волосы, реющие по ветру, развевающийся шелковый шарфик, придающий завершенность образу. Как-то странно – от отца она забрала многое, кроме внешности. Внешностью Мари была в маму – только гораздо лучше…

У городка с названием Сигонелла она свернула на примыкающую дорогу, обрамленную живой изгородью из кактуса опунции, и начались приключения. Дорога петляла меж живописных скал, увенчанных пышной растительностью. На первом же шлагбауме к ней приблизился нахмуренный военнослужащий и скупо поинтересовался:

– Далеко собрались, синьора?

– К полковнику Гарри Митчеллу, начальнику базы ВВС, – лучезарно улыбнулась Мари и предъявила пропуск, истекающий завтра. – Эксклюзивное интервью для всемирно известного издания «Ле Паризьен». Вот мое журналистское удостоверение, офицер. Надеюсь, полковник не забыл, что у него назначено?

– Не знаю, синьора, забыл ли полковник, что у него назначено… – сексуальная улыбка журналистки смущала застенчивого парня, – но два часа назад он выехал с базы.

– Подождем, – не растерялась Мари. – Погуляет и вернется. А начать мы можем и с его заместителем майором Лионелли.

Возможно, режим на базе ужесточили, но приказа тормозить людей с пропусками пока не было. Военнослужащий помялся и пропустил «игрушечный» кабриолет с сексуальным содержимым. На втором посту людей было больше, и смотрели они нахальнее – раздевали девушку догола своими взглядами! Никакого слада с этими

итальянцами! Но Мари и тут выпуталась (показала журнал со своей статьей, где подвиги военнослужащих именно этой базы превозносились до небес), а переехав заграждение, с облегчением вздохнула. Надо же, какая предусмотрительность, что сделала пропуск не на один день…

На центральном КПП ее тоже пропустили (заболтала бойцов), но на этом ее везенье чуть не оборвалось. Она сворачивала за угол материального склада, решила оглянуться. К пропускному пункту бежал, придерживая болтающийся планшет, штабной офицер с пылающей от негодования физиономией. Что-то проорал часовому, тыча пальцем вслед проехавшей машине, часовой смущенно оправдывался – видимо, ссылался на пропуск, предъявленный синьорой. Знаний, как затеряться на большой базе, набитой глупыми мужчинами, у синьоры хватало. Мари поддала газу, куда-то свернула, бросила машину среди складов и пошла пешком с независимым видом – словно так и надо.

События последующего часа вогнали ее в недоуменный ступор. База вымерла. Людей почти не было. У громоздкого «Си Кинга» возились несколько механиков в промасленных комбинезонах – косились с опаской в ее сторону. Странные флюиды витали в воздухе. Предчувствие назревающей сенсации не покидало Мари. И что-то грызло ее. Не совесть, нет, другое. Как бы даже страх… Но она решила идти до конца, зная, что наглость – второе счастье, а в отдельных случаях и первое. Ее поразила непривычная тишина, царящая на летном поле. Она не видела ни одного истребителя-бомбардировщика!.. Вернее, один увидела. Он стоял в распахнутых воротах ангара – без оснащения, без подвешенного вооружения. Двое серых техников отцепляли от него подвесную консоль, похожую на миниатюрную торпеду. В последний ее визит трехнедельной давности на аэродроме кипела жизнь: взлетали и садились самолеты, ползали заправщики и прочая вспомогательная техника, специалисты наземных служб сбивались с ног, обеспечивая полеты. А сейчас все это словно корова языком слизала – пустое поле, никакой активности. Если бы все самолеты улетели на задание, жизнь на взлетном поле не прекращалась бы – здесь царил бы муравейник! Куда пропали самолеты? Где большая дружная семья?

В офисе технического обеспечения, куда она заглянула, под рев кондиционера царила пышнотелая мадам в форме, при взгляде на которую сразу захотелось пожелать ей красоты. Она уставилась на пришелицу настороженно, почти со страхом. Когда узнала, что имеет дело с журналисткой, чуть не захлебнулась своим страхом. Разве девушка имеет право здесь находиться? Кто ее сюда впустил? На деликатный вопрос, что здесь происходит и куда пропала боевая техника, обладательница пышной груди слегка побагровела и заявила, что не уполномочена отвечать на вопросы, на базе все штатно, персонал выполняет поставленные задачи, и она, кстати, тоже. На вопрос, где можно найти заместителя начальника базы майора Лионелли, дама выплюнула ежа вместе со словом «нигде». Майора Лионелли на базе нет. «А если найду?» – подумала Мари. Внезапно обнаружилось «новое устройство» в окне – два сержанта с повязками на руках, подгоняемые тем самым штабным офицером с планшетом, вошли в здание. Мари оперативно распрощалась с дамой в багровых тонах, юркнула в заднюю дверь. Ей бы очень не хотелось, чтобы именно сейчас ее под белые руки выдворили с базы. Но Мари уже нервничала. Она свернула к общежитию вспомогательного персонала, обогнула станцию радарного слежения и облегченно вздохнула: кажется, ушла. Итак, она решила мыслить логически. Что могло произойти? Самолеты списали, отправили на переплавку – вместе с летчиками. Все улетели и дружно сдались ливийцам. Отправились на выполнение задания, и всех убили, и самолеты тоже. Последняя версия могла бы выглядеть правдоподобной, кабы не одно «но». Сложно сбить тридцать самолетов одновременно – а именно столько крылатых машин из разных стран было приписано к базе. За три с лишним месяца бомбежек ливийским ПВО не удалось сбить ни одного самолета. Допустим, научились стрелять и сбили. Но почему такая таинственность? Неприятно, трагедия, но это война, и летчики летали не на прогулку в Альпы. Профессия такая – воевать и изредка гибнуть. Давно бы сообщили и списали на ужасы войны и жестокость ливийцев – надо же, войска НАТО проводят гуманитарные бомбардировки, а те имеют наглость стрелять! Может быть, все дело в том… ЧЕМ СБИЛИ? Мари застыла, охваченная чувством, что истина где-то рядом. Почему не сообщается о судьбе летчиков? Явно не потому, что они мертвы. А по той причине, что о судьбе летчиков ничего не известно? Хваленая информационная и разведывательная поддержки европейских войск разбились лбом о стену?

Она возникла рядом с техниками в ангаре – суровая, прямая, как колонна храма Сатурна в Риме.

– Когда был последний боевой вылет? – вымолвила она твердым голосом.

– Двадцать первого, мэм… – машинально отозвался белобрысый техник с рябым лицом и вдруг покрылся мертвецкой бледностью. Коллега дернул его за рукав.

– Эй, женщина, вы бы шли отсюда…

– Парни, – она сменила тон, заговорила заискивающе, умоляюще, – расскажите, что случилось. Конфиденциальность гарантирую. Общественность имеет право знать, ведь решается судьба людей… – она несла какие-то штампы, но это было единственное, что приходило в голову. Понимала, что слова улетают на ветер, техники замкнулись, смотрели на нее угрюмо, переминались и чувствовали себя не в своей тарелке. Возможно, они ее узнали, оттого и не послали по конкретному адресу.

– Ну, хорошо, парни, – она сменила тактику. – Вам запрещено говорить – понимаю. Двадцать первого был последний вылет… – И тут до нее дошло. Читая строки хроники информагентств о последних событиях в Ливии, она не могла избавиться от чувства, что в них чего-то не хватает. Чувство было неуловимое, и только сейчас она сообразила: с двадцать первого числа не было ни одного боевого вылета истребителей-бомбардировщиков! Вообще никаких вылетов не было – морская авиация не патрулировала, разведывательных полетов не осуществлялось. Да, собственно, и вылет группы бомбардировщиков 21-го числа с базы в Сигонелле в хронике не фигурировал. – Кто может дать информацию, парни? – встрепенулась она. – Чей это самолет? – Ее осенило, она ткнула пальцем в крылатую боевую штуковину, смотрящуюся без боевого снаряжения как-то сиротливо.

– Поговорите с Оноре Латиньи, мэм, – неохотно буркнул белобрысый. – А к нам не приставайте. Не видите, работаем?

Понимая, что больше ничего не добьется, и лучше намек на информацию, чем вообще ничего, она мило улыбнулась и вышмыгнула из ангара. И – надо же какая встреча! – въехала носом в возбужденного штабного офицера, предпочитающего бегать за Мари в компании двух сержантов.

– Стойте, мэм! – выкрикнул офицер, хватаясь за кобуру.

– Стрелять будете? – удивилась Мари. – Да что тут со всеми происходит, капитан?