Неблагодарная работа
Шрифт:
— Ну, что надумали?
— Надумали князь. Вот только извини, двух других уговорить не удалось. Не хотят они вновь идти служить государю. Обидел он их сильно. У одного брата велел казнить, тот на стороне Софьи был, а у второго, — тут Яшка замолчал.
Какая была причина у второго, князь выяснять не стал, он лишь удовлетворенно кивнул.
— Вот только теперь, после согласия, у вас другого пути нет, — добавил он.
— Ну, нет, так нет, — вздохнул разбойничек и посмотрел на приятеля.
— Акакий если слово дал, — проговорил второй, — то он слово назад не берет.
— Понимаю, — молвил князь. —
Тихо потрескивают ветки в костре. Над лесом поднялась огромная луна. Первая остановка на ночевку в лесу, после того, как путешественники покинули деревню Кадниковскую, в которой когда-то был сторожевой пост. Теперь путь лежит на северо-восток по лесистой местности в Вельск. Именно там предстояла пополнить запасы, а уж затем выступить в район поселка Березняк. Прибыв туда в конце мая, по мнению князя Ельчанинова, можно было сесть на корабль, направляющийся по Северной Двине в Архангельск. Сейчас, когда отряд состоял из пяти человек, путешествие не казалось таким опасным. На удивление Ларсона, Яшка Кольцо оказался не таким уж и плохим «дядькой». Теперь Андрес уже не думал, что все русские бандиты. Бывший стрелец готов был последнюю рубашку отдать, но защитить в случае чего и его, и князя. Можно было предложить, что именно в этом и состояла служба, предложенная Ельчаниновым, если бы не одно «но». Яшка Кольцо ни за что бы не подался в телохранители, так как имел неспокойный характер. Он просто не мог усидеть на месте, постоянно уезжал куда-то вперед на своей пегой лошаденке, и часто делал много лишних движений, что обычно охраннику не свойственны. Его приятель Ивашка Рваное Ухо, был полной противоположностью. Кольцо часто рассказывал, когда тот уходил в лес, чтобы подстрелить какую-нибудь зверюшку, что до его знакомства с Ивашкой тот был охотником. И прозвище он получил «Рваное ухо» из-за того, что во время промысла на него напал медведь. Тогда ему просто повезло, что он отделался только ухом. Пришедшие на помощь охотники пристрелили зверя. Неожиданно тишину леса прервал шорох в кустах. Яшка дернулся к мушкету.
— Это я, — раздался из кустов голос Ивашки. — Чем там сидеть, лучше помоги те мне.
Андрес хотел уже встать, но стрелец рукой остановил его. Сам встал и направился в кусты, ломая на своем пути ветки. Вернулись они, через пару минут неся убитого лосенка.
— Ивашка лосенка пристрелил, — молвил Кольцо, — теперь можем и пообедать по-человечески.
Последнее, что сказал стрелец, Ларсон понять ни как не смог. Не ужели до этого, они питались как-то по-другому.
— В этих краях, даже кашу из топора не сваришь, — молвил князь, увидев в его глазах удивление, — народ тут такой. Если в настроении, гостя накормит, если нет. То и суда нет. Иногда, сам гость вынужден накормить хозяев.
— Это еще почему? — поинтересовался эстонец.
— Почему, почему, — проворчал Ельчанинов, словно до этого он сказал, что-то непонятное, — после смутного времени, эти края обескровились. Шведы, да поляки прошлись по этим краям. Некоторые деревни, только и держатся на одном дыхании, а другие вообще обезлюдили. Местами народ просто-напросто служивых чурается.
— Так ведь со времён смуты прошло почти сто лет! — воскликнул Андрес.
— Э, чтобы прийти в себя в глухих районах Московского царства много времени надо. И не везде раны заживают быстро. Не даром Петр одно малое поселение, что немного юго-восточнее отсюда, сказал: То тьма. И населенный пункт назвали Тотьмой. Вот люди тут и живут, чем бог подаст. Вырастят овощи летом, потом всю зиму питаются, а уже весной, да летом, лапу сосут. Что настреляют, то и едят. А если день не удачно прошел, так и сидят голодные.
Тем временем бывшие разбойники нашли две рогатулины. Воткнули их по сторонам костра, и на прямой ветке, стали поджаривать лосенка, то и дело его вращая.
— А где Егор? — поинтересовался Андрес.
— Он с конями возится. Купил в селе немного крупы, вот и кормит. Как только мясо поджарится, его позовем, а сейчас бесполезно это делать. Не придет.
Егор действительно больше проводил времени с животиной, чем в обществе Ларсона и князя. Правда и «букой» назвать его нельзя было. Иногда смотришь, пошутит, иногда сам над шуткой захохочет. А как в путешествии без шутки. Тяжело.
Тихо потрескивают ветки в костре. Где-то кричала сова. Ельчанинов кутается в епанчу, и старается не заснуть. Стрельцы жарят лосенка, а Ларсон на несколько минут закрыл глаза и представил Таллинн. С маленькими улочками, с приветливым народом и прохладным морем.
— А сколько тебе лет Андрей? — неожиданно спросил Яшка. — Выглядишь ты молодо, но кажешься просто младенцем. Все спрашиваешь, да спрашиваешь. Я, конечно, понимаю, что иноземец, но ведь у себя там ты должен был изучать соседнюю страну?
Кольцо почему-то весь путь называл Ларсона не Андресом, а Андреем. Эстонца это не оскорбляло, но немного огорчало. Он боялся, что со временем его имя забудется, и оно будет звучать на греческий манер.
— Сегодня, какое число? — вопросом на вопрос спросил он.
— 18 мая. — Произнес князь.
— Ну, если бы моя жизнь шла без потрясений, — начал Ларсон, — то сегодня мне бы исполнилось двадцать восемь лет. Но из-за происшедшего, я как-то не уверен…
— Так ты именинник, — воскликнул Яшка, — что же ты молчал.
Запихнул руку за пазуху, и извлек на свет божий старенький потрепанный кисет.
— Дарствую, — молвил он, протягивая его эстонцу.
— Спасибо.
— Ну, вот, — обиделся Ельчанинов, — я теперь, как и не удел. Давно нужно было поинтересоваться. Теперь даже не знаю, что тебе и подарить. Сейчас ничего такого нет.
— Так не стоит, — молвил Ларсон.
— Как не стоит? Стоит! Но как говорят у нас: «Лучше поздно, чем ни когда». Ты дружище, надеюсь, не обидишься, если я подарок тебе сделаю в Архангельском городке?
— Нет, конечно. Ивашка сделал еще поворот лосенка и сказал:
— Скоро будет готов. Жаль, соли нет.
Узнать правоту слов Ельчанинова эстонцу удалось на следующий день, когда отряд остановился у невзрачной избушки. Князь выбрался из кареты и постучался в покосившуюся от времени дверь. Она отворилась и на улицу из полутемного помещения вышла женщина, в стареньком потрепанном, с заплатами, зипуне. Окинула взглядом приезжих и гневно проговорила:
— Что надо?
— Эй-эй, потише, потише сударыня, — молвил князь, — мы не воры и не бандиты. Нам бы напиться.