Неблагодарная работа
Шрифт:
— Если этого мало, то люди мои тебе и по хозяйству помогут.
— Я хоть и вдова, но по хозяйству и сама справлюсь. Да и сынок, если что поможет. Так что ступай во двор, да скажи людям своим, чтобы вещи в дом заносили. Ельчанинов поклонился и вышел из терема. Подошел к товарищам и сказал:
— Заносите вещи в дом.
Прежде чем те пошли, князь остановил Яшку Кольцо. Тот задержался, а когда Рваное ухо, золотарь да Егор скрылись в доме, проговорил:
— Ты, уж Яша помоги женщине по хозяйству. Женщина она вдовая, и ни кто ей не поможет.
— Ладненько воевода.
—
Теперь они вдвоем проследовали в дом, где Евдокия показала им комнаты. Ларсон и князь расположились в одной, Егор, Ивашка и Яша в другой. Пока Ельчанинов отыскивал в сундуке грамоты от государя, в комнату вошел денщик и попросился сходить к морю.
— Ну, что я с тобой сделаю, — молвил князь, затем вздохну, — говорил же мне батя, что ты им грезишь. Все равно не удержу, так что ступай. Полюбуйся.
Паренек убежал, а князь из сундучка извлек несколько бумаг. Каждую развернул, прочитал. Наконец отложил одну в сторону и сказал Ларсону, что возился с сундуком:
— Обещал я тебе подарок сделать?
— Было такое дело, — подтвердил эстонец.
— Так вот он мой подарок. Князь развернул лист бумаги и сказал:
— Ехал ты сюда, золотарем. А приехал, сержантом Преображенского приказа. С этими словами, протянул Силантий Семенович патент на сержантский чин.
— Тут ошибка, — проговорил эстонец, — меня зовут Андрес Ларсон, а патент выписан на имя Андрея Золотарева. Князь взял бумагу в руки, пробежался по тексту глазами и сказал:
— А нет ни какой ошибки. Отныне тебя, по приказу государя Андреем Золотаревым величают. Что важно для государственного дела. Нужно, чтобы все знали тебя, как Андрея Золотарева. А иноземцы не догадывались, что владеешь ты многими их языками. Вот оттого и величал тебя всю дорогу Яшка Кольцо — Андреем. Глянув в окно, Ельчанинов проговорил:
— Ну, мне пора к князю Прозоровскому ехать.
Последнее, князь Ельчанинов, сказал с горяча да по привычке. Добираться до Прозоровского пришлось пешком. Часто приходилось останавливаться и спрашивать дорогу у архангелогородцев. И вскоре Силантий Сергеевич был в тереме князя. Увы, на счет жилья, Ельчанинов ошибся, права оказалась Евдокия. Услышав просьбу князя, воевода затряс головой и замахал руками.
— Да где я тебе свободную избу найду. Ты уж князь поищи сам квартирку, может какая сердобольная и пустит.
Ну, как говорится «На нет, и суда нет». Силантий Семенович, было, опечалился, но Прозоровский, глянув на его сапоги, покрытые пылью, молвил:
— А вот карету я тебе дать могу. Больно мне смотреть, как ты князь, ноги свои стаптываешь, бродя по дороге.
— Спасибо хоть на этом Алексей Петрович, — поблагодарил князя Ельчанинов. — Работы предстоит много, и не всюду успеешь пешочком.
Это было уже в конце разговора, а с начала воевода Прозоровский очень обрадовался Силантию Семеновичу. Пару раз даже повторился, что ждал приезда князя давно. Дескать, и крепость не хотели начинать строить, без представителя государя, да вот только архиепископ Афанасий настоял, того не дожидаться. На что Ельчанинов сказал:
— И правильно сделал. Ослушаться приказ Петра — преступление, но оно не такое страшное, по сравнению со сдачей злобнейшим шведам града. А с ним единственного морского пути в Европейские государства. Прозоровский кивнул в знак согласия.
— Я велел укрепить остроги: Сумский, Кольский и город Кемь. Выделив для этой цели, аж цельных триста человек — солдат. Кроме того, сейчас народ копает рвы и вбивает сваи. Даже архиепископ пожертвовал для сего богоугодного дела, — воевода так и сказал: «богоугодного дела», — кирпич, камень, известь, щебень да лес.
— А лес то для чего? — уточнил Силантий Семенович, не знакомый с планами строительства крепости.
— Так это, для свай. Сейчас в работе участвуют все крестьяне соседних деревень. Для работ собраны деньги, в доле — один рупь с каждого двора.
— И с вдов брали? — уточнил Ельчанинов, вспомнив Евдокию.
— И с них. — Подтвердил князь Прозоровский.
Укорять за такие действия воеводу Силантий Семенович не посмел. Тот, небось, клич бросил, и добровольцы понесли. А что ему, гнать несчастных женщин. Не дай бог обидишь еще. Дело то, и тут князь Ельчанинов вспомнил слова Прозоровского: «богоугодное».
— Вот и приказ, на площади государя прочитали, перед поморами, — продолжал воевода, — чтобы те на морские промыслы не хаживали. И все ради «опасения воровских кораблей». Да разве их удержишь.
Они еще долго разговаривали. Воевода больше спрашивал о Москве. Интересовался и Нарвской конфузией.
— Силен злодей, ой силен, — ворчал Прозоровский. А когда разговор приблизился к завершению, спросил:
— Может тебе и твоим людям помощь требуется?
Ну, а дальнейший разговор вы уже знаете. Помощь оказалась в виде кареты. Ельчанинов даже вздохнул с грустью. На душе вдруг стало тяжко, что Егор так и не почувствует во всей красе море, о котором мечтает. Уже на пороге, воевода остановил князя.
— Слышь князь, Силантий Семенович, — молвил он, — ты бы сперва архиепископа проведал, а уж потом на стройку ехал.
— Заеду, Алексей Петрович, обязательно заеду.
— Вот и замечательно. Пока обстраивайтесь. А закладку крепости мы на… — тут Прозоровский задумался, что-то быстро в уме посчитал, и проговорил, — на 12 июня.
— На двенадцатое, так на двенадцатое.
Прохладный ветерок, неприятно дует в лицо, пытается сорвать с головы треуголку. Андрес рукой придерживал шляпу и смотрел вдаль. Непривычно, казалось, что можно замерзнуть, а ведь на дворе было лето. Поручик Афанасий Иванович Крыков слушал, как зачитывал царский приказ князь Ельчанинов. Морщился, может быть от холода, а может, и нет. Иногда кивал. Казалось, он не доволен присланным человеком из тайного приказа, боялся, что Андрей Золотарев прознает тайны, которые государю знать не ведомо. И донесет. А у Крыкова, как у любого человека есть тайны. Не всеми действиями Петра Алексеевича поручик был доволен. Когда Ельчанинов замолчал, оглядел Золотарева и сказал: