Небо 27
Шрифт:
Андрей пробежался взглядом по обложкам. Томас Мор, Шекспир, Сартр, потом Оруэлл, Маркес, Достоевский. Нет, он не может забрать их все. Надо найти то, что было особенно дорого маме. Он подбросил монетку. Орёл. И что же это значит? Достоевский? Кажется, она что-то рассказывала про него.
– Я возьму эти.
– Это, кажется, набор… комплект… – санитарка не могла подобрать нужное слово.
– Собрание сочинений, – подсказал Андрей. – Сколько здесь томов?
– Один, два, три… – её пальцы, как мыши, забегали по книгам. – Одиннадцать.
– Отлично. Я взял сумку. Положу сюда эти книги и её очки. Остальное мне не увезти.
– Прикажете утилизировать?
– Утилизировать?
– Ну, может быть, раздать?..
– Да-да, раздайте. Это будет правильно.
– Как скажете.
К вечеру всё
Он вернулся домой под утро, и его плечи ломило от непривычной тяжести книг и мыслей. Надо было поспать, чтобы не видеть, как рассвет расщепляет день на до и после, чтобы немного пригладить свои мысли, чтобы поставить точку в этой истории и больше не возвращаться к ней. Но сначала – разобраться с книгами. Поставить их куда угодно, хотя бы на эту полку, где он хранил всякие безделушки, к которым никогда не притрагивался. Он даже не помнил, откуда у него накопилось столько хлама, ведь обычно вещи имеют какой-то смысл, содержат в себе воспоминания или хотя бы намёк на своё предназначение. А эти предметы были тусклыми и обезличенными, как если бы они уже родились старыми и никому не нужными.
Стараясь не смотреть на то, что он берёт в руки, Андрей быстро сгрёб в коробку содержимое полки: пузырёк с лекарством от простуды, фонарик, сломанный пульт от какого-то прибора, часы, в которых давно села батарейка, разноцветную баночку, кажется от леденцов, пахнущую ржавым железом… На их место одна за другой гордо вставали книги – книги, которые, в отличие от хлама, были настоящими, потому что они принадлежали его маме. Сначала первый том, потом второй, за ним – третий, и так до тех пор, пока очередь не дошла до восьмого. То есть до того, что должно было им быть, потому что восьмого тома не было. Был девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый. Андрей открыл седьмой том. «Идиот (окончание)». «Идиот? – он усмехнулся. – Вот тебе и окончание. А что, интересно, в девятом? "Бесы (окончание)". Странно. У "Бесов" есть окончание, но нет начала. Наверное, оно осталось в санатории, с мамой. Надо непременно позвонить туда и попросить прислать».
– Что-то ты, красавчик, неважно выглядишь… – Стёпка внимательно смотрел на Андрея, пытаясь сообразить, в чём же заключается это «неважно».
– Да нет, это тебе кажется. Я просто подустал за последнее время. И эти книги ещё…
– Какие книги?
– Мамины. Кто-то потерял восьмой том из собрания сочинений. Мама бы очень расстроилась, если бы узнала об этом. Она во всём любила порядок. Вот, смотри.
Серо-зелёные тома были аккуратно выставлены на полке, как рота солдат, готовых к бою. Только вот боя никакого не было, да и рота была неполной, и это невыносимо раздражало Андрея. «Лучше бы не брал их вообще!» – думал он и старался не смотреть на это вопиющее несовершенство.
– А по-моему, нормально, – попытался подбодрить его Стёпка. – Красивые книги. Да кто заметит-то?
– Я замечу, – сухо ответил Андрей.
– Искал?
– Искал. Звонил в санаторий, они сказали, что у них нет.
– Слушай, – Стёпка вдруг повеселел. – А может, купить такую же? Ну, они ведь продаются где-то?
– Такой нет. Есть другое издание, другой цвет, другие авторы. Такой нет, – повторил Андрей. – Да и смысл? Та была мамина, она держала её, специально надевала очки, чтобы почитать её, думала над тем, что там написано. А если купить даже точно такую же, она будет не её. Ничья, понимаешь? И смысла в ней не будет.
– Ну не будет так не будет. Не расстраивайся. У тебя день рождения послезавтра.
– Ага.
– Ну тогда до послезавтра?
– Ровно в семь, помнишь?
– Да я уже месяц как помню, с того дня, как ты меня пригласил. Девчонки-то все придут?
– Обещали все. Мне-то попробуй откажи! – Андрей задорно подмигнул соседу.
Его усталость постепенно улетучивалась, а в голове прояснялось. Он завтра же вынесет эти книги на помойку и забудет и про них, и про маму, которой как будто бы и не было никогда на этом свете. У него скоро день рождения, и там будут девочки и все его друзья, и они непременно напьются и пойдут гулять по ночному скверу, под всевидящим небом, которое обязательно сыграет им «Чардаш» Монти. Как ни странно, жизнь никогда не теряла своего очарования, даже когда он на несколько дней загрустил и перестал замечать это. Она смиренно дожидалась, пока он разберётся с собой, с мамой и с книгами, пока не придёт Стёпка и не вернёт ему его обычное настроение, дожидалась, чтобы вновь засиять миллионами неповторимых оттенков. Надо было готовиться к празднику – по крайней мере, это займёт его на ближайшие пару дней.
Андрей решил, что не будет заказывать много еды, потому что в прошлый раз ему пришлось несколько дней доедать остатки, а это было довольно неприятно и унизительно. Выбрасывать недоеденное у него тогда не поднялась рука, и он давился позавчерашним тортом, который уже давно утратил всю сладость праздника. Воспоминания. Как хорошо, что он помнит свой предыдущий день рождения, ведь он так боялся, что это было не с ним. И даже вкус торта был таким отчётливым, как будто он ест его сейчас. «Стоп, разве воспоминания бывают такими яркими? Неужели опять… Нет-нет, этого не может быть, это всё произошло со мной ровно год назад, и кто угодно может это подтвердить. Кто угодно, да хоть Стёпка!»
Еды в этот раз действительно было немного, но вся она была тщательно подобрана и со вкусом расставлена на отполированном мраморном столе: свежайшие фрукты, солёное печенье, сыр и зелень, а рядом с ними очень дорогое красное вино и пара бутылок шампанского. Андрей несколько раз менял расположение блюд, чтобы они идеально подходили друг другу, но финальное решение всё равно оставалось за монеткой. Поначалу стол показался скудным, но это было не проблемой, ведь, если что, продукты можно дозаказать и их мигом доставит доброжелательный улыбчивый курьер.
Андрей взглянул на часы. Всё готово, надо лишь дождаться гостей. Через полчаса квартира наполнится вспышками чужих жизней, собравшимися воедино ради него, Красавчика, как они его называли. Или не называли? А кто тогда называл? Неважно. Скоро он обо всём забудет, а пока надо посмотреть на небо. Жалюзи, закрывавшие балконную дверь, ритмично колыхались под напором воздуха из кондиционера и тихо стукались друг об друга, как аккомпанемент той мелодии, которая звучала за окном. Андрей раздвинул их и сделал шаг навстречу ослепительному июньскому солнцу, приготовившись ощутить на своём лице его уютное тепло. Яркий свет заставил его зажмуриться на мгновение, но через несколько секунд он открыл глаза и в ужасе отшатнулся от перил. Неба не было. Вернее, оно было, но было «никаким». Оно молчало. Ни цветов, ни музыки, ни намёка на бездонность, просто голубая простыня, криво приделанная к наспех сколоченному каркасу, из которого торчали гвозди и свешивалась неопрятная стружка. Из-за простыни выглядывал край какого-то прожектора, который, видимо, должен был символизировать солнце. Лишившись своего привычного укрытия в виде голубой дымки, этот прожектор светил так искусственно ярко, что смотреть на него дольше нескольких секунд было невозможно. Сомнений не оставалось. Кто-то украл небо и подменил его неуклюжей подделкой, которую можно было различить даже невооружённым взглядом! Андрей стоял ошеломлённый посреди этого вопиющего хаоса, как актёр на сцене, в гриме и в роскошном костюме, который вдруг забыл слова на самом важном месте. Выход был только один – бежать за кулисы, где ему, конечно, достанется от режиссёра, но зрители, возможно, ни о чём не догадаются и подумают, что так и было прописано в сценарии. Андрей сделал шаг назад, и его тут же окутала прохлада кондиционера. Он запер дверь на балкон и несколько минут стоял возле неё, держась за ручку и тяжело дыша, как будто раздумывая, стоит ли попробовать выйти ещё раз.