Небо 27
Шрифт:
– Ну и пусть себе существует. Тебе-то что?
– Знаешь, мне кажется, это небо… Оно не просто так. Может быть, «ничего» как раз там? Управляет нами? Следит?
– Слушай, ты давно с психологом общался?
– Сегодня утром, перед твоим приходом.
– Пообщайся ещё, тебе не помешает.
– Да нормально всё со мной, говорю же вам! – Андрей почувствовал, что утренняя усталость возвращается, и почему-то разозлился сам на себя.
«Надо лечь пораньше, ведь завтра ехать», – подумал он и повернул к дому.
Автобус на следующее утро пришёл ровно в семь. Пассажиров было довольно много, но Андрею удалось занять самое удобное место у окна, в начале салона, где не сильно трясло. Водитель радушно поприветствовал пассажиров
«Это лишь мысли, красавчик, – сказал он самому себе. – Глупо их бояться. Точно так же, как глупо бояться смерти».
Автобус чуть раскачивался и то и дело подпрыгивал на едва ощутимых неровностях дороги. Андрей прикрыл глаза и приготовился немного поспать, ведь сегодня он встал намного раньше обычного, потому что вчера умерла мама.
«Почему мне в последнее время кажется, что что-то где-то сломалось? Сломалось во мне, или в мире? – мысли снова слетелись в его голову, как мухи на кучу навоза. – Почему те ключи, которые раньше открывали нужные замки, теперь поворачиваются с таким трудом, как будто они погнулись и заржавели? И не случится ли так, что в какой-то момент эти ключи вообще не подойдут? Как мне тогда жить? Чего хочет от меня этот мир? Неужели нельзя просто сказать, что мне делать, как вести себя, что чувствовать? Нет, я не схожу с ума, это было бы слишком простым объяснением. Здесь что-то другое, и почти понимаю, в чём дело, но почему-то картинка всё равно не складывается. Когда это всё началось? Со смерти мамы или раньше? И было ли это "раньше", или я просто вдруг появился из неоткуда на этом ослепительно солнечном балконе со спутанными волосами и с облаком, застрявшим у меня над головой, и теперь мне надо встроиться, приспособиться к этому миру, который изначально предназначался не для меня? Я должен обязательно разобраться во всём, и для этого мне надо лишь понять, боюсь ли я смерти. Если да, то всё это реально. Никто и никогда не сможет подделать страх смерти, потому что он зарождается в нас вместе с любовью к жизни, ко всему, что нас окружает с рождения, – к этому небу, к людям, к маме, к себе самому, наконец. И чем сильнее страх смерти, тем сильнее наша связь с этим миром, и тем реальнее он становится».
Андрей и сам не заметил, как автобус плавно подвёз его к остановке, и водитель объявил, что их маршрут окончен, и пожелал всем отличного дня. До санатория надо было идти пешком около двадцати минут, и Андрей вдохнул полную грудь чистейшего июньского воздуха и сделал шаг по тропинке, которая незамедлительно отозвалась под его ногами приятным уютным шуршанием. Несмотря на отличную погоду и умиротворяющий пейзаж, Андрею было немного не по себе. Он думал о матери. В последний (теперь он уже точно знал, что в последний) раз он видел её лет пять назад, когда приезжал к ней то ли поздравить с днём рождения, то ли подписать какой-то документ на квартиру. Какая она сейчас? Сильно ли изменилась? Думала ли о нём перед смертью? Вспоминала ли их прогулки по парку и ту монетку, которая так и не досталась автомату?
Санаторий располагался на небольшой возвышенности и был окружён живой изгородью, аккуратно выстриженной каким-то очень умелым садовником. Пожилые мужчины и женщины в светло-голубых пижамах неспешно прогуливались вдоль ровных дорожек, покрытых гравием, а некоторых из них везли в инвалидных колясках заботливые медсёстры, одетые в белоснежную униформу. Андрей подумал, что не хотел бы здесь оказаться на старости лет, хотя сам и не понимал, что именно ему не понравилось. В вестибюле его встретила санитарка лет тридцати пяти и сообщила, что, пока тело матери готовят к прощанию, он может пройти в её комнату и забрать те вещи, которые хотел бы оставить себе. Они поднялись по массивной каменной лестнице на третий этаж и проследовали по коридору, по обеим сторонам которого были расположены одинаковые матово-белые двери, скрывающие за собой чьи-то жизни, вернее, то, что от них осталось. За одной из таких дверей его мать провела последние десять лет, а теперь в её комнату должны были поселить нового жильца, которого ждала та же участь. «Люди – очень хрупкие существа, – подумал Андрей. – Даже время способно убить их». Санитарка почему-то посмотрела на него и как будто между прочим произнесла: «Очень хорошо, что вы приехали. Ей было бы приятно увидеть вас здесь». Андрей кивнул, не понимая, зачем она говорит то, что он сам прекрасно знает.
Комната матери была идеально убрана, а её вещи, аккуратно сложенные на прикроватной тумбочке, сиротливо дожидались своей участи. Вот, например, её очки, с которыми она никогда не расставалась. Было так странно и неожиданно видеть их здесь, как будто они принадлежали другому миру – миру, где она не умерла, а просто оставила их на столике и сейчас вернётся за ними. Андрей аккуратно дотронулся до гладких стёкол и тут же отдёрнул руку, как будто порезался о гладкое стекло. Санитарка стояла рядом и смотрела на него ничего не выражающим взглядом, как бы намекая на то, что пора бы поторопиться, ведь новый жилец прибудет с минуты на минуту. Он поправил выбившуюся из причёски прядь и ещё раз осмотрел комнату.
– У вас очень красивые волосы, – вдруг сказала санитарка, – и лицо. Вы совсем не похожи на мать. Вы вообще не похожи ни на кого. Вам когда-нибудь говорили об этом?
– Простите? – было странно слышать такие слова от человека, с которым они знакомы всего полчаса.
– Редко встретишь такое лицо. Такое, как у вас, – уточнила она и склонила голову набок, растягивая губы в каком-то подобии улыбки. Андрею стало не по себе, и он зачем-то достал из кармана свою гладко отполированную монетку. Монетка была прежней, и это было хорошо.
– Скажите, у неё ведь были книги? – спросил он, пытаясь отвести от себя взгляд этой странной женщины. – Я помню, что она любила читать и всегда имела при себе небольшую библиотеку. Где они сейчас?
– Что? Книги? – она продолжала пристально смотреть на него. – Кажется, их унесли в комнату отдыха, чтобы другие гости тоже могли ознакомиться с ними. Они вам нужны?
– Да, принесите их, пожалуйста, если вас не затруднит.
Санитарка с сомнением взглянула на Андрея, и улыбка на её лице превратилась в лёд.
– Хорошо. Побудьте пока здесь, посмотрите другие вещи. Я сейчас схожу в комнату отдыха и посмотрю, что мне удастся найти.
Андрей кивнул, чувствуя облегчение от того, что скоро останется один. На какой-то момент ему показалось, что силы покидают его, и он сел на мамину кровать, вероятно на ту, где она умерла. Матрас услужливо отпружинил, и Андрей поморщился. «Скоро это закончится, – подумал он. – Скоро маму закопают в землю, и я вернусь домой. Отпраздную день рождения, куплю себе… Куплю себе… Ну, что-нибудь хорошее – то, чего мне не хватает для счастья. А Стёпка пусть завидует, ведь он, кажется, даже не понимает, что такое счастье. А впрочем, какая разница…»
Его мысли прервал какой-то глухой звук за дверью, и вскоре в комнату вкатилась небольшая тележка, нагруженная скучными книжными переплётами. Санитарка с таким же скучным и недовольным лицом толкала её перед собой, как будто несла непосильную ношу в своих натруженных руках.
– Вот то, что, кажется, принадлежало вашей матери, – устало прокомментировала она. – Можете взять себе любую. Или несколько. Или все сразу.
– Так много? – удивился Андрей.
– Да, она часто заказывала их в каких-то магазинчиках, и их доставляли почтой. Почти каждый месяц.