Небо для Баккена
Шрифт:
Но хотя знающие люди и говорят о хрустальных пауках много разного, в одном сходятся все: встреча с этими тварями – судьба, ни предсказать ее, ни избежать невозможно. Хрустальные пауки могут обитать поодиночке и целыми гнездами, под снегом, выглаженным ветрами, или среди высоких сугробов, на территории протяженностью в несколько стандов или размером в четыре столешницы. На них наталкивались посреди холодной пустыни и в двух шагах от наезженного тракта. Кхарны не слышат, не чуют и не замечают затаившихся чудищ, бегут своим путем, и последнее, что увидит едущий верхом путник, это как вдруг взметнется
Большой отряд стражи, конвоировавший арестованную шайку дорожных грабителей, от которого совсем немного отстали Хельга и Оле Сван, был истреблен за несколько минут.
Из всех казней, про которые мне приходилось читать, больше всего почему-то пугает отрубание головы. В бою мечом или палашом не так жутко, а вот лечь на плаху и знать, что сейчас упавший сверху тяжелый топор перерубит хребет… Даже подумать мерзко.
Каково же было воочию увидеть занесенную живую секиру!
Ским замер и не взревел, как пристало взрослому могучему быку, а замычал жалобно, словно обиженный беленок. Я съежился, сжался, словно это могло спасти. И в отчаянии со всей силы ударил сапогом по волосатой паучьей лапе.
Попал удачно, в сустав. Кажется, что-то сломал. Что-то хрустнуло, лапища отшатнулась, сложилась чуть ли не пополам. Хитиновое лезвие ударило в плоть самого паука.
Чудищу это не понравилось. Снег рядом с подломленной лапой вздыбился горбом, и паучья харя, многоглазая, с хищно шевелящимися жвалами, полезла на свет. Если тварь догадается сейчас ударить остальными лапами, нам со Скимом конец.
Ухватив шпагу обеими руками, я поднял ее над головой и резко, со всей силы, опустил острием на паучьи буркала.
Снег вокруг «вскипел». Ским кое-как увернулся от молотящих воздух и елозящих лап и в ужасе прянул в сторону от корчащегося в агонии паука.
Очевидно, чудище вопило. Паучьим своим, неразличимым для человека, но прекрасно слышным для сородичей твари криком. Секирное поле ожило. Хрустальные пауки полезли из-под снега, и гладкая равнина мигом превратилась в живой лабиринт. Лапы, снабженные «секирами» или крючковатыми когтями, жвала, вздутые утробы. Сколько ж их тут… Твари еще неповоротливы, путаются в собственных конечностях, но сейчас они окончательно выберутся из снежных гнезд, окружат…
Хельга и Оле прикрывали друг другу спину, меня же с тыла защитить некому. Мы могли спастись только благодаря скорости и ловкости.
Иногда сам не знаешь, как сделал то или иное. Как я за шевелящимися, подступающими пауками сумел разглядеть припорошенную снегом каменистую осыпь? Как заставил обезумевшего от страха кхарна слушаться себя? Как сумели мы прорваться сквозь живой лабиринт? Как-то…
Толкал Скима коленями, ухватив за рога, разворачивал голову зверя, направляя. И кхарн, умница, понимал меня.
Прошмыгнуть под занесенной лапой, тут же резко развернуться, перепрыгнуть через впустую сомкнувшиеся жвала. Принять удар на вскинутый клинок, угадать, где через несколько секунд возникнет новая лазейка, устремить рога и острие шпаги в единый таранный удар. Не было ни кхарна, ни всадника – только слитное диковинное существо, которое мчалось сквозь секирное поле, на долю шага, на обрывок секунды опережая тянущуюся вслед смерть.
По последней паучьей лапе я ударил шпагой, развернувшись в седле, когда Ским уже вскочил на спасительную осыпь.
Кхарн хрипел, с морды в снег падали клочья пены. Я ссыпался с седла и, преодолевая дрожь в ногах, повел быка под уздцы. Запаленному кхарну ни в коем случае нельзя останавливаться сразу после скачки. А ведь секирное поле казалось совсем небольшим, от силы полсотни версе.
Велика была наша удача, мы не переломали ноги, не застряли на обледенелых камнях. Со всеми этими делами некогда было даже оглядеться и понять, куда мы идем. Впрочем, выбора особого и не было, лишь бы подальше от хрустальных пауков. Каменная осыпь уводила в узкую длинную расщелину. Похоже, гор нам не миновать.
Глава 10
Глава 10
Руки, стянутые за спиной сыромятным ремнем, совсем занемели. Раньше от запястий к плечам растекалась тягучая густая боль, от которой волнами накатывала дурнота, теперь просто казалось, что в ребра вбили штыри, а на них повесили две чугунные болванки. Посмотреть и убедиться, так ли это, не было никакой возможности – глаза плотно завязали какой-то старой, но плотной грязной тряпкой. Гудрун при виде такой пришла бы в ярость.
Меня взяли на выезде из скальной расщелины. Кочевник, подобно белой росомахе упираясь в выступы раскинутыми руками и ногами, раскорячился наверху и ловко прыгнул на седло за спину. Я и понять ничего не успел, как жесткая ладонь зажала рот, а другая стиснула горло.
Да, в намерении всех обмануть и запутать следы я преуспел весьма. Умудрился заблудиться и аккуратно проскочить в какую-то малозаметную дырку в поясе защитных крепостей.
Ехали молча, с обстоятельной неспешностью. Поскрипывал снег под копытами, звенела сбруя, мерно дышали кхарны, а людей рядом будто и вовсе не было, но когда я попробовал пошевелить связанными за спиной руками, чтобы хоть немного ослабить путы, чувствительно получил между лопаток прикладом арбалета.
Наконец остановились. Меня без всякого почтения стянули с седла, привязали к какому-то столбу и наконец сняли с глаз тряпку. Я первым делом взглянул, что со Скимом. Кхарна уводили прочь, на голову ему накинули плотный мешок. Так вот почему…
Весь путь я готовился принять свою участь достойно, не устрашась ни пыток, ни издевательств, но ничего этого не последовало. Пока что. Кочевники суетились вокруг, занимались своими делами, не обращая на меня никакого внимания. Так принесенную домой новую, но не слишком интересную вещь отставляют в сторону и забывают о ней до поры, пока она наконец не потребуется.
– Ларс Къоль?!
Узнать его сейчас можно было разве что по голосу. Лохматый, заросший по глаза пегой бородой, облаченный в какой-то засаленный тулуп и странную высокую шапку, вовсе не походил он теперь на прежнего аккуратиста и педанта. Да и само его здесь нахождение… Как? Откуда? Я даже закрыл глаза и замотал головой, но Торгрим Тильд и не думал исчезать или рассеиваться. Стоял и смотрел на меня. Так, будто это я умер.