Небо и земля
Шрифт:
— Вы ко мне?
«Неужели она меня не узнает?» Но повернуться и уйти было невозможно. Подавляя смутную досаду, Шефтл шагнул, споткнулся о порог, еле удержал равновесие и, не помня себя от смущения, вошел в маленькую ярко освещенную комнатку. И тут Элька разглядела наконец гостя. На минуту замерла, как бы не веря своим глазам, потом воскликнула:
— Шефтл?!
И бросилась к нему. От неожиданности Шефтл попятился и неловко протянул ей руку.
Элька тоже смутилась. Но тут же овладела собой и крепко, несколько раз пожала протянутую руку.
— Шефтл, Шефтл… Это ты, Шефтл!..
— Правда? — сказал Шефтл, слегка поведя плечом.
Нет, Элька никогда его себе таким не представляла: стоило ей о нем подумать, как перед глазами вставал заснеженный сад, разбитые сани с одной лошадью в упряжке и он сам — в старом рваном тулупе, в облезлой заячьей ушанке, в дырявых валенках, из которых торчала солома. Таким она видела его в последний раз, таким он ей запомнился — несчастным последним единоличником на хуторе… А теперь… Другой, совсем другой Шефтл! Он казался ей даже как-то выше, стройнее. И так опрятно одет. Элька втайне почувствовала гордость за него — ведь и она к этому как-то причастна.
— Как хорошо, что ты зашел, как хорошо… Я давно… Погоди, но что ж ты стоишь? Прости, в комнате такой беспорядок… А тут еще Светка чернильницу опрокинула… — Элька оглянулась на бледную заплаканную девочку в стоптанных сандалиях, которая виновато стояла в углу и с удивлением смотрела на Шефтла.
— Дочурка твоя? — спросил Шефтл, внимательно глядя на девочку.
— Единственная моя радость. Ну садись же, садись… Такой гость… Знать бы раньше… Дай я хоть немножко приберу… — Элька быстро начала убирать со стола. — Такой гость… — все повторяла она. — Когда ты приехал? А что на хуторе? Как у тебя дома? Подожди, я сейчас… Ты мне все, все расскажешь!
Стол она уже накрыла чистой, тщательно выглаженной скатертью и, вдруг вспомнив, что она в халате, смутилась, вытащила чемодан из-под кровати, взяла какие-то вещи и легкими шагами вышла в коридор.
Шефтл разглядывал комнату.
В чисто побеленной горнице у одной стены стоял диван, обтянутый голубеньким ситцем, у другой — опрятно прибранная железная кровать и детская, деревянная. Посередине — простой квадратный столик, две табуретки. В углу около окна — этажерка, над ней в резной рамке фотография молодого мужчины, с открытым, веселым и добрым лицом. Шефтл догадался, что это и есть муж Эльки.
— Иди сюда, ко мне иди, — позвал он заплаканную девочку, садясь на табурет.
Девочка с минуту колебалась, затем, словно решившись, подбежала к Шефтлу.
— А это мой папа, — сказала она с гордостью, показывая на фотографию.
Теперь Шефтл заметил, что она очень похожа на отца. Он легонько провел рукой по ее светлым мягким волосам.
— Как тебя зовут? — спросил он, сажая девочку на колени.
— Света.
— А фамилия?
— Орешина… Я не виновата, что скатерть запачкалась, — добавила девочка со слезами в голосе.
— Ну конечно, — согласился Шефтл, подбрасывая ее на коленях, — раз скатерть запачкалась, значит, скатерть и виновата.
— Нет, не скатерть. Это чернильница виновата. Она сама перевернулась.
— Сама? Вон оно что! Ай-яй-яй… Почему же это она взяла и перевернулась?
— Потому что не хотела стоять на одной ножке! — рассмеялась девочка.
— Вот как! — звонко прищелкнул Шефтл языком. — А ты умеешь прыгать на одной ножке?
— И даже до самого окна.
— Ну, если так, вот тебе подарок, — и, вынув из кармана пеструю коробку с леденцами, Шефтл дал ее Свете.
— Ой, какая хорошенькая коробочка! — закричала Света, соскочила с коленей и бросилась к матери, которая уже переоделась и, поправляя волосы, вошла в комнату.
Она надела белую блузку и синюю шевиотовую юбку, ловко облегавшую ее стройное тело.
— Мама, смотри! — весело трясла девочка жестяной коробкой.
— Я вижу, вы уже подружились, — грустно улыбнулась Элька. — Подожди еще минуточку, Шефтл… Света, пора спать! — строго сказала она и принялась стелить постель.
«Какая милая, — думал Шефтл, искоса поглядывая на Эльку. — Сколько лет прошло, а она все такая же красивая. Та же походка… Те же волосы золотистые… Только теперь они длиннее, почти до плеч, и вьются на концах…»
Наконец Элька уложила дочь и подошла к столу.
— Что, сильно изменилась? — спросила она, заметив, что Шефтл не спускает с нее глаз.
— Наоборот… Такой я тебя запомнил… Такой увидел в первый раз.
— А теперь ты видишь совсем другую Эльку, а, Шефтл?
— Почему? — сдавленным голосом спросил Шефтл, чувствуя, что краснеет.
Элька привычным легким движением откинула волосы назад.
— Ох, Шефтл, лучше не спрашивай, — сказала она грустно. — Столько пришлось пережить за это время…
Шефтл украдкой бросил взгляд на висевшую над этажеркой фотографию.
— Если б ты знал, какой человек Алексей, — продолжала Элька, словно угадав его мысли. — Трудно мне без него, очень трудно. Такая уж у него работа, что нынче он здесь, а завтра — за тридевять земель, на очередной новостройке. Он замечательный специалист, везде его требуют, что ему остается делать? Но мне-то каково одной с ребенком. А ему? Тоже нелегко, сам понимаешь, что это за жизнь. Мы со Светкой чуть не пол-Союза объездили вместе с ним, где только не побывали: в Чите, в Улан-Удэ, в Краматорске… Всякий раз берись за новую работу… а не работать я не могу, сам понимаешь… И вообще… Сколько можно? Ребенок его почти не видит, а ведь ребенку мало одной матери, отец тоже должен быть рядом… Как видишь, я решила пожить в Гуляйполе, в родных, можно сказать, краях, пока Алексей не кончит своей работы в Минске… Ох, прости, заговорилась я, — прервала себя Элька, — лучше ты расскажи о себе. Как живешь, что поделываешь? Кое-что я слышала от Иващенко. Как поживает Зелда? Все такая же красивая?
То, что Элька назвала Зелду красивой, было Шефтлу приятно. Он сдержанно улыбнулся.
— Хотелось бы мне повидать ее… И детишек… Представляю себе, как весело у тебя в доме. А сколько им?
— Старшему, Шмуэлке, исполнилось семь, почти парубок… Остальные мал мала меньше: Эстерке пять, Тайбеле три, а самому младшему, Шолемке, как раз в прошлую субботу год исполнился. Озорники ужасные, особенно Шолемке.
— Наверное, на тебя похож, — слегка улыбнулась Элька.
— Да нет, не похож. Девочки, те еще хоть чем-то в меня, а мальчишки все в Зелду.