Небо и земля
Шрифт:
Шефтл подошел к скамье, на которой сидел незнакомый красноармеец.
— Закурим? — спросил он, протягивая вышитый Зелдой кисет.
— Только что курил, — ответил красноармеец. Но, увидев протянутую руку и просительную улыбку на скуластом смуглом лице, все-таки взял щепотку и свернул самокрутку.
Шефтл сел. Не спеша закурил и начал расспрашивать: где, в каком лежал госпитале, на каком фронте воевал, куда ранило?
Красноармеец отвечал неохотно.
Это был Алексей Орешин. Настроение у него было подавленное. Он не получил до сих пор ни одного письма
Получилось черт знает что. Первые три недели июня, до самого начала войны, Алексей был загружен работой в одном из районов Минской области. Эльку еще до этого просил писать ему в Минск, до востребования. А 26 июня, когда немцы бомбили город, он заскочил в Минск за письмами. Но весь квартал был уже разгромлен, горел. С трудом выбрался из города. Тогда писать Эльке не было никакой возможности. Написал уже из госпиталя, просил тут же, немедленно ответить. Но через две недели письмо вернулось назад с надписью на конверте «Адресат выбыл».
Алексей не знал покоя, думал и передумывал, что могло с ними случиться, где семья? Он терялся в догадках. У кого узнать? Где искать их?
Погруженный в свои мысли, он вяло поддерживал разговор с подсевшим солдатом. Но тот не смущался.
— Ну, а в госпитале? Долго лежали? — допытывался Шефтл, попыхивая толстой козьей ножкой.
— Месяц с чем-то… Да, около пяти недель, — рассеянно ответил Алексей.
— А я только двадцать три дня. Еле дождался, пока выписали. Лежишь, ничего не делаешь… и все время думаешь о доме. Что с ними? Как они там без тебя? Лишь бы не было беды, лишь бы были здоровы — больше, кажется, ничего не нужно. Не то что эти… Хорошо им, — Шефтл показал на компанию молоденьких красноармейцев, окруживших круглолицего сержанта, который стоял посреди теплушки и, покачиваясь на каблуках, шпарил на гармони. — Ни забот, ни хлопот. Что они знают? А у меня всегда неспокойно на сердце. Дома жена и четверо ребят мал мала меньше… И старуха мать вдобавок… А у вас? Тоже, должно быть, есть семья, — полюбопытствовал Шефтл, придвигаясь к Алексею.
— Да… есть, — тихо ответил тот.
— Так я и думал, — оживился Шефтл. — Я сразу подумал, как только вас увидел. А вы сами? То есть откуда, вы, хотел я спросить?
— Издалека… — уклончиво ответил Алексей.
— Ну, что значит — издалека?
— Из Читы, — нехотя проговорил Алексей. — Слыхали?
— Чита… Чита… — пробормотал Шефтл, морща лоб, и вдруг вспомнил: «В Чите ведь жила Элька!» — Ну конечно, слышал! — воскликнул он. — Там жила одна моя знакомая.
— Она и сейчас там живет? — быстро спросил Орешин.
— Да нет… А что?
— Ничего… Просто так…
— А вы что, до войны работали там? — не унимался Шефтл.
— И там, и не только там… в разных местах. Пойдем покурим, попробуем теперь моей махорки.
— Давайте, — охотно согласился Шефтл. Собеседник, хоть и оказался неразговорчивым, по-прежнему чем-то нравился ему.
Подошли к раскрытой двери вагона.
Курили и смотрели на тянувшийся вдоль железнодорожной линии лес; каждый думал о своем.
Кроме горьких мыслей об Эльке и дочери Алексея угнетало непрерывное отступление советских войск. Фронт все ближе и ближе к Москве — почему? В чем причина? — спрашивал он себя.
… Эшелон, стуча колесами, мчался на запад, все ближе к фронту. Лес неожиданно кончился. Перед глазами промелькнул маленький картофельный огород, потом одинокий двор с красивым деревянным домиком посредине. Узкая песчаная насыпь, на которой было выложено белыми камешками: «Наше дело правое!» Потом снова потянулся густой сосновый лес. Стройные, прямые, как мачты, сосны стояли неподвижно. Из лесного сумрака веяло терпким запахом сосновой смолы.
— Тут все лес да лес… Кругом лес… — задумчиво проговорил Шефтл. — А у нас — кругом степь. Простор. И такие вот сосны или ели у нас не растут.
— Это где же — «у нас»? — вежливо спросил Алексей.
— Как где? В Запорожье!
— Вы из Запорожья? — воскликнул Алексей.
— Не из самого Запорожья. Я из хутора.
— Как называется?
— Бурьяновка.
— Гуляйполе от вас далеко?
— Гуляйполе? — обрадовался Шефтл. — Так ведь это наш райцентр! До него всего тридцать шесть километров… Откуда вы знаете Гуляйполе? У вас там есть знакомые?
— А что? — взглянул на него Алексей.
— Может, я кого-нибудь из них знаю? — не отставал Шефтл.
Алексей колебался — сказать об Эльке или нет? Если он из Гуляйпольского района, то мог слышать о ней, она ведь там работала в райкоме. Но что толку, если он и слышал? Ведь когда это было…
— Да нет, навряд ли… Похоже, дождь собирается, — показал Алексей на лес, который темнел с каждой минутой.
— Не будет дождя, — покачал головой Шефтл. — Ласточки высоко летают, видите? А самому вам довелось бывать в Гуляйполе?
— Довелось. — Алексей глубоко затянулся. Перед ним вдруг встала чистенькая комнатка Эльки, где он провел несколько дней после того, как расписались.
— Подумать только! Вы, значит, были у нас, — воскликнул Шефтл. Его черные, как смородины, глаза блестели. — Вот так говоришь, говоришь, да и договоришься… А в какое время?
— Давно… Еще в тридцать третьем.
— Ого, в тридцать третьем… целых восемь лет назад, — как будто досадуя, проговорил Шефтл. — Теперь бы вы Гуляйполе не узнали… Я там был как раз накануне войны. Кто мог знать… Такая тихая ночь была… Чудесная ночь… — Шефтл вздохнул Он вспомнил, как стоял тогда с Элькой на мосту и внизу, у деревянных свай, чуть-чуть серебрилась речка. — Кто мог ожидать, что через несколько часов нападет Гитлер…
«А может, спросить? — подумал Алексей. — А вдруг? — Но тут же передумал. — Нет, откуда он может знать о ней? К райкомовскому кругу он явно не принадлежит».
Тем временем эшелон подошел к станции и остановился у разрушенного вокзала. От здания остались лишь стены с черными дырами вместо окон. Платформа была запружена военными.
— Видно, фронт совсем недалеко, — сказал Шефтл. — Хорошо бы, нас определили в одну часть. Ехали вместе, вместе бы и воевали… Один друг у меня уже там есть, Олесь Яковенко, вот и будем втроем…