Небо на плечах

Федорочев Алексей

— Что ты здесь делаешь? — Ничего умнее у меня не родилось.

— Вставай, ты уже, говорят, вторые сутки дрыхнешь. Борис почти поправился. Ли и Ван шустрят по дому, — выдала Наталья ответы на незаданные вопросы. — Они меня впустили. Ван таким колобком стал! — улыбнулась она.

На ее улыбку так и тянуло улыбнуться в ответ. Вот только между мной сегодняшним и мной трехгодичной давности лежала широченная пропасть.

— Что. Ты. Здесь. Делаешь?! — чеканя слова, переспросил я.

— Объясню. Я обязательно все объясню. Ты только встань и позавтракай сначала. — Улыбка стала очень грустной, а сама вдова испарилась из комнаты.

Пришлось вставать и ковылять вниз.

Мои домочадцы выглядели смешно. Ван, исправно кормивший все эти годы нашу ораву и растолстевший до размеров среднего Карабаса-Барабаса, напоминал пятнистый шарик. Ли, которому никакая еда не шла впрок, тоже щеголял окраской ягуара-мутанта. Борис пока еще отлеживался у себя в комнате, тяжелее всех перенеся детскую вроде бы болезнь.

— Какое сегодня число? — усаживаясь за стол, спросил я.

— Восьмое июля, — ответила мне Наталья, устраиваясь напротив.

— Ни… себе!

— А ругаться нехорошо! — отчитал меня вошедший в столовую мальчик-дылда, в котором с трудом узнал сына Гавриленкова от первого брака.

— Саня! Не лезь к его светлости, дай ему спокойно поесть! — быстренько заткнула его Наталья. — И садись сам уже! Приятного аппетита!

Сожрав все, до чего дотягивались руки, я завистливо начал коситься на тарелки сотрапезников, вынуждая их энергичнее работать челюстями. Организм после почти недельной голодовки требовал еще еды. Сердобольная Наташка уже хотела было поделиться со мной своей порцией, но я сумел отказаться, еще не хватало заворот кишок словить для полного счастья. Источник источником, но и он не всесилен.

После завтрака снова начало клонить в сон, но сперва требовалось разобраться с гостями. Устроился в кабинете, дожидаясь, пока подруга покормит еще и мелкого. В первый момент, увидев малыша, оторопел: не всегда можно сказать, на кого ребенок похож, но этому отчество «Григорьевич» явно подошло бы гораздо больше записанного в его метрике «Иванович». Ну да бог его матери судья! Иван Иванович уж точно не был слепым, а раз его этот факт не волновал, то почему должен волновать меня?

— Извини, что так нагрянула, — сказала Наталья, присев на уголок дивана. — Я не знала, что ты болеешь. Одаренные разве болеют?

— Болеют. Редко, но болеют. Источник не панацея. И вы все теперь рискуете заразиться.

— Ветрянкой? Нет, мы уже переболели ею. — Она немного поерзала, прежде чем перейти к делу. — Егор, мне нужна помощь.

— Выкладывай. — Я вздохнул, отгоняя мысль о подушке.

— Я немного объясню сначала… — издалека начала Наталья. — Помнишь, ты тогда в сердцах упрекнул, что мне только курятник побольше нужен был? С позолоченными насестами, — усмехнулась она моему давнему высказыванию. Надо же, запомнила! А я уже и забыл, что тогда в запале ей наговорил. — Так и есть! И когда он у меня появился… Ты пошел дальше, а я струсила. Испугалась все потерять. Да и о дворцах я не мечтала. Нет, вру, мечтала, но как-то так, несерьезно. Иван Иванович… Ваня… я ведь не любила его, когда замуж выходила, сам знаешь, кто на душе был… — Слова ей давались тяжело — горло перехватывало, пришлось встать и налить воды.

Попив, Наталья немного успокоилась и смогла продолжить:

— Жили мы хорошо, тут ничего не скажешь. Иван разве что на руках меня не носил. Я даже сына в его честь назвала, чтобы еще один Иван Иванович был! Он так радовался… — И все-таки она разрыдалась.

Сел рядом, обнял. Сколько раз себе это представлял, сколько фантазировал, а тут понял, что утешаю эту женщину как всего лишь знакомую. Хорошую, близкую и даже дорогую, но все, что я к ней испытывал, осталось в прошлом.

— Гавриленков знал? — решился я уточнить.

— С самого начала. — Наталья сразу поняла, о чем вопрос. — У него не могло быть детей, он сам мне признался.

— Подожди, а Саша?..

— Приемный. Они с женой его усыновили, это его первой супруги какой-то дальний родственник сиротой остался.

— Не знал…

— Никто не знал, кроме родни его жены! — с ненавистью воскликнула она, моментально перестав плакать. Ого! Похоже, там те еще драмы без меня разворачивались! — Когда мальчик осиротел — никто его себе брать не хотел! Иван рассказывал, что и сами они тогда не в достатке жили, богатеть он позже начал, но пожалел Санечку, не бросил! Даже когда жена его умерла, как родного воспитывал!

— Я помню. И ни разу мысли не возникло, что он не родной, от тебя сегодня первый раз услышал. Гавриленков его любил, это видно было.

— Ванечку он тоже любил. Мы… — опять полились слезы, — мы правда нормально жили! Ссорились, конечно, всякое бывало… и Саня меня не сразу принял, потом только оттаял, когда Ваня-маленький появился. Потом у него переходный возраст начался, знаешь же, наверно, какие дети в это время бывают. Это ты у меня золотым был. — Она так крепко прижала мою голову, что пришлось даже воспротивиться.

— Наташ, все это хорошо, точнее, ничего хорошего… блин, ты поняла! — вырвался я из ее объятий. — Я соболезную твоему горю! Гавриленкову, как бы я на него в свое время ни злился, смерти я не желал. Тебе такой беды — тоже. Но я так и не понял, почему ты здесь, а не в Москве вступаешь в наследство.

— Извини, долгое вступление, сейчас доберусь. Я просто хотела, чтоб ты понял, это важно! Я… я не любила Ивана, но меня все устраивало. Мне с ним было надежно. Это был самый лучший для меня курятник! Идеал курятника! — с горькой экспрессией произнесла Наталья.

— Мне жаль.

— Меня обвиняют в его смерти. — Заявление прозвучало как гром посреди ясного неба.

— Его же убили при ограблении! Там же все прозрачно было! Мне Рус докладывал!

— Рус докладывал… — саркастически передразнила меня подруга. — Высоко ты поднялся!

— Извини, ты, конечно, Руслана не можешь знать, он уже здесь на меня стал работать. Он приглядывал за тобой немного. Не только за тобой, за всей вашей семьей. Не сам, конечно… — с чего-то стал я неловко оправдываться.