Небо начинается с земли. Страницы жизни
Шрифт:
Леваневского встретили здесь как доброго, старого знакомого. Всем был памятен его прилет сюда со спасенным Маттерном. Местный авиационный клуб дал в честь советских летчиков банкет, избрал их почетными членами.
В Ном пришла радиограмма от Правительственной комиссии из Москвы, предписывавшая Леваневскому с Ушаковым немедленно вылететь на Чукотку, а Слепневу с его машиной оставаться в Номе до выяснения положения в Ванкареме.
Сводка погоды на 29 марта была достаточно благоприятной: над Беринговым проливом до Уэллена – ясно, а в Ванкареме – низкая облачность.
Провожало пилотов много народу.
– Гуд-бай! Гуд-бай!
Полный газ – и «Флейстер» в воздухе. Ярко сияет солнце. Видимость – отличная. В голубом небе в районе острова Диомида красная машина качнула крыльями, отдавая воздушный салют невидимой линии советско-американской границы. Через несколько минут – остров Дежнева. Затем самолет проходит над самым крайним селением северо-восточной окраины Советского Союза, районным центром Чукотки – Уэлленом.
Появилась быстро понижающаяся облачность. Леваневский набрал высоту и повел машину над облаками. Вблизи Колючинской губы самолет пробил облачность, и лётчик увидел берег Чукотского полуострова. Через 20-25 минут должен показаться мыс Онман. Но в это время неожиданно поднялась пурга. Облачность быстро опускалась и почти вплотную прижимала самолет к торосистым льдам. Высота полета – двадцать метров. Видимости почти никакой. Внезапно перед стремительно несущейся машиной выросла крутая скала мыса Онман.
Ушакову – пассажиру Леваневского – показалось, что самолет неминуемо врежется в почти отвесную каменную стену, он даже глаза закрыл. Но Леваневский проявил самообладание, находчивость и поистине виртуозное владение машиной. В одно мгновение самолет почти вертикально пронесся над скалой, едва не коснувшись лыжами торчащих на вершине каменных зубьев.
Лететь дальше бреющим полетом невозможно. Леваневский старается побыстрей набрать высоту. Но когда достиг двух тысяч метров, к густому туману присоединился снежный шторм. Мокрые хлопья облепили машину. В кабине стало темно, как ночью. Бешеные шквалы дождя и сильные толчки бросали самолет.
Ушаков, увидя в боковое окошко, как на лобовой части крыльев стал появляться лед, написал записку Леваневскому. Пилот кивнул головой.
Обледенение! Страшный бич полетов в сложной метеорологической обстановке, предвестник неминуемой катастрофы. Быстро нарастающий слой льда резко меняет аэродинамические качества машины, утяжеляет ее. Как часто, не выдержав обледенения, самолеты разваливались в воздухе, а тут через несколько минут толщина льда на крыльях достигла трех-четырех сантиметров.
Ушаков так рассказывал об этих самых страшных в его жизни минутах:
«Сидя в кабине, я чувствую борьбу пилота с обледеневшей машиной. Она потеряла обтекаемость и вслед за этим начала терять скорость. Вентиляционные трубки покрылись льдом. Правильное биение мотора нарушилось. Машина начала проваливаться. С этого момента началась борьба летчика за жизнь трех человек, которых Арктика, по-видимому, решила включить в число своих многочисленных жертв.
Напряжение все более и более увеличивалось. Каждое мгновение машина готова была сорваться в штопор и с огромной высоты врезаться в лежащие под ней скалы. Но пилот умело выправляет машину и ставит ее в нормальное положение. Это повторяется регулярно каждые три-четыре минуты. Наше падение было уже определившимся.
Сидевший рядом со мной механик Армстидт решил привязать себя ремнями. В самый последний момент перед тем как застегнуть пряжку, он взглянул мне в глаза. В ответ я улыбнулся, улыбнулся потому, что, видя искусство нашего пилота, я верил в то, что, несмотря на падение, мы останемся в живых. В первое мгновение в глазах Армстидта было огромное удивление. Немая сцена продолжалась. Я почувствовал, как моя вера в пилота передается американцу.
Прошло несколько минут, и на его лице появилась улыбка. Он бросил ремни, так и не застегнув их, махнул рукой и, нагнувшись к моему уху, крикнул:
– О'кей!»
Мотор дал несколько выстрелов и прекратил работу. Самолет задрожал и затрясся. Планируя, Леваневский сумел увести машину от соседства скал, и она оказалась над прибрежным льдом.
Мотор снова заревел, но стрелка чувствительного высотомера уже не шла вверх, а только покачивалась. Отяжелевший самолет дрожал, гудел и перешел в штопор. Он походил на летящую ледяную глыбу. Стремительно терялась высота.
Левой рукой пилот выбил обледеневшее стекло кабины, куда сейчас же ворвалась сильная струя холодного воздуха. Резало глаза, но Леваневский успел увидеть, как торосы надвигаются прямо на него. Толчок. Треск. Правой лыжи нет. Вторым ударом сносит левую лыжу. Мотор выключен, и пилот бросает машину на фюзеляж таким образом, что она скользит по небольшой ледяной площадке. Вот-вот ударится о торосы. Но этого не случилось. Самолет остановился.
Пассажир и механик были невредимы. Они бросились к пилоту, неподвижно наклонившемуся над штурвалом. На оклики он не отзывался. Только когда Ушаков его сильно встряхнул, Леваневский вздрогнул и открыл глаза. По правой щеке от глаза текла струйка крови.
Вдвоем помогли Леваневскому выйти из машины. Он шатался. Сознание медленно возвращалось к нему. Армстидт хлопал его по плечу и все время произносил одну и ту же фразу:
– Вери, вери гуд, пайлот! (Очень, очень хорошо, пилот!)
Ушаков залил рану Леваневского йодом, потом, как сумел, забинтовал ему голову.
На берегу, недалеко от самолета, стояла одинокая яранга. Объяснившись с мальчиком-чукчей при помощи рисунков на снегу, Ушаков выяснил, что неподалеку находится селение. Направившись туда, он через два часа вернулся за летчиком на двух собачьих упряжках.
У Сигизмунда поднялась температура. Ночь в душной яранге он провел в бреду, а наутро все трое отправились на собаках в Ванкарем. Оттуда Леваневский сразу послал радиограмму в Москву: «Чувствую себя работоспособным и готов снова к работе». Но самолета у него не было.
К этому времени прибыли другие летчики, выдалась ясная погода, и за четыре дня все челюскинцы были сняты со льдины.
В списке Героев Советского Союза имя Сигизмунда Александровича Леваневского стоит на втором месте.
* * *
Таков был наш товарищ, погибший во льдах Центрального полярного бассейна. По-видимому, воздушный корабль Н-209 из-за поломки мотора стал снижаться. Попав в облака, машина стала обледеневать. Связь с землей оборвалась. Может быть, он разбился о торосы при падении или попал в полынью и утонул. Во всяком случае, нет никаких сомнений, что Леваневский и члены его экипажа – все коммунисты, труженики и патриоты – кончили свою жизнь в центре Арктики.