Небо начинается с земли. Страницы жизни
Шрифт:
Как всегда, над горами болтало. Машины шли, словно спотыкаясь о невидимые воздушные ямы и кочки. Вернее, не шли, а ползли. Сильный ветер бил в лоб, снижая скорость до семидесяти километров в час.
Сказывалась перегрузка. Каждый лётчик взял с собой бензин на десять часов полета, спальные мешки, лыжи, паяльную лампу и трубы для обогревания мотора, запасной винт для самолета, примус и полуторамесячный запас продовольствия на случай, если придется затеряться в тундре.
Каманин собирался добраться из Олюторки до Майны-Пыльгина за три часа. Добрался за шесть.
Когда наконец приземлились в крошечном чукотском: селении, Молоков, этот на редкость спокойный, немногословный человек, тихо сказал:
– За все это время я не видел ни одного клочка земли, где бы можно сесть так, чтобы не поломать машину и не разбиться самому.
В Майне-Пыльгине летчики узнали, что базу спасательной экспедиции перевели из Уэллена в Ванкарем. Значит, надо менять маршрут, лететь не через залив, а над горами Паль-Пальского хребта. Оказался в поселке и бензин, но не того сорта, которым обычно заправляют самолеты. Попробовали горючее, моторы работали не так, как хотелось бы, но все же пропеллеры вращались. К тому же этот грязный бензин испортил пусковое приспособление на самолете Бастанжеева. На ремонт требуется сутки, а надо спешить. И погода на редкость хорошая, голубое небо так и зовет в воздух. Ждать нельзя.
Каманин коротко сказал Бастанжееву:
– Догонишь нас!
Но он не сумел догнать.
Уже не пять, а четыре самолета пошли над горами.
И только три из них долетели до Анадыря.
Над хребтом была страшная болтанка. Моторы меняли «голос»: то переходили на «шепот», то надсадно ревели. Словно неведомая сила подбрасывала машины легко, как мячики, в высоту и камнем швыряла вниз. Казалось, они вот-вот зацепятся за вершины гор. Казалось, не будет конца этим чертовым качелям.
Еще труднее было лететь, когда неожиданно надвинулись серые облака, окутавшие каменные вершины. Пришлось идти вслепую, по приборам, в сплошной белесой мгле.
Когда вырвались наконец из облаков и вместо гор под крылом забелела ровная тундра, словно стол, покрытый накрахмаленной скатертью, Каманин увидел, что за ним летят только две машины. Самолета Демирова не было.
«Не выдержал, вернулся, – подумал молодой командир отряда. – Он еще мало тренировался в слепом полете».
Много позднее выяснилось, что действительно так и было.
В Анадыре – большом, по условиям тогдашнего Севера, городе с населением в… семьсот человек, летной погоды пришлось ждать шесть суток. Свирепствовала пурга, подымая тучи белой пыли, по-разбойничьи свистел ураганный ветер, бросая в лицо колючую, слепящую снежную крупу. Тут не только не полетишь, а и шага не сделаешь. За шесть дней одноэтажные дома в Анадыре занесло вместе с крышами, из одного в другой прокапывали под снегом что-то вроде подземных ходов.
Воспользовавшись первым же просветом в небе и попутным ветром, 28 марта отряд пошел на штурм Анадырского хребта. Собственно говоря, это был уже не авиационный отряд, а летное звено – одно правое крыло римской пятерки.
Через час с вершины хребта навстречу летчикам спустилась и замела жесточайшая пурга. Гор не видно. Какую брать высоту – неизвестно, карта не дает сведений об их вышине.
«Если бы я пошел вперед, все остальные самолеты пошли бы за мной, – записал Каманин в дневнике. – Имею ли я право вести отряд в облака, не зная высоты хребта?
Мы можем врезаться в горы и тогда – конец. Имею ли я право рисковать нашей жизнью и машинами, когда мы так близки к цели? Нет! Что же делать? Вернуться в Анадырь? И это не подходит… Решил не идти ни вперед, ни назад, а сел тут же вблизи чукотских яранг».
Чукотское селение из пяти яранг, стоявшее среди бесконечной тундры, называлось Кайнергин.
Чукчи выбежали навстречу крылатым гостям и остановились метрах в ста от самолетов, не решаясь подойти ближе. Наконец один из них, помоложе и посмелей, шагнул вперед и неожиданно крикнул по-русски:
– Здравствуйте!
Только он один немного говорил по-русски и назвал себя «секретарем колхоза» Тынтыгреем. Этот «секретарь», кстати сказать, не умел ни читать, ни писать.
– Пишут нам все в Анадыре, – объяснил Тынтыгрей.
Чукчи помогли закрепить машины и радушно пригласили авиаторов к себе в ярангу. Но те не могли усидеть в ней одной минуты. Там стоял невыносимый запах гниющего мяса. Чукчи тогда мясо не солили. Убьют моржа, притащат в ярангу и месяцами едят его сами и кормят им собак.
Летчики собрались было ночевать на снегу, но нашелся полусгоревший остов яранги. Его покрыли моржовыми шкурами – все-таки крыша над головой.
В гости к гостям пришли все жители Кайнергина. В новой яранге – яблоку негде упасть. Пилоты сварили чукчам целое ведро какао, угощали их галетами. Потом начался русско-чукотский концерт. Несколько чукчанок встало в круг. Они танцевали без всякой музыки, время от времени издавая гортанные звуки, раскачиваясь и подпрыгивая на месте. Мужчины показывали в танце, как они охотятся на моржей и медведей.
Когда стало темнеть и вьюжить, чукчи, очень довольные вечером, разошлись по ярангам, а летчики залезли в свои спальные мешки и тотчас же крепко заснули.
Каманин проснулся первым и забеспокоился – который час, не пора ли лететь дальше? Он высунул голову из мешка и не поверил своим глазам. Над ним – темное, беззвездное небо. Снег бьет в лицо. Воет ветер. На местах, где лежали товарищи, сугробы снега высотой в полметра.
Под снегом было тепло, а как только вылезли из мешков, почувствовали холод.
Оказывается, разыгравшаяся ночью пурга сорвала и унесла и «крышу» и «стены». Все – примуса, кастрюли, планшеты, оружие – погребено под снегом. А на месте самолетов – снежные холмы.
Пурга неистовствовала, завихряя снежные смерчи, сбивая с ног.
Девять авиаторов, боясь заблудиться, взялись за руки и пошли. Яранга, из которой они вчера убежали, показалась им сегодня дворцом. Десять чукчей, девять летчиков, двадцать шесть собак со щенятами, нарты и разная утварь сгрудились в жилище из звериных шкур, спасаясь от пурги. Грязные, небритые, в мокрой одежде, задыхаясь в тесной яранге, летчики «пурговали» двое суток.