Небо над океаном

Владимирова-Бойко Марина

Снова их заливистый смех. Как же им весело, в отличие от меня. Во-первых, я так приличного стукнулась об этого широкоплечего. Во-вторых, мне хотелось реветь навзрыд. Неудивительно, что я казалась им смешной.

А ведь сегодня мой первый день в школе. Терпи, Женя! Терпи! Их насмешки не должны на меня действовать, совершенно. Как говорил мой папа: все по барабану…

Они все вместе ушли, наверное, все потому, что прозвенел звонок. Мне тоже нужно было идти в класс. Что у нас первым? Алгебра? Я как раз решила пару-тройку уравнений.

***

Мы с отцом не так часто переезжали несмотря на то,

что он военный. За свои семнадцать лет я сменила всего одну школу. Детских садов было больше — пять. Но я почти в них не ходила, со мной сидела бабуля, так как я часто болела ангиной и различными респираторными заболеваниями. А теперь, когда ее не стало… Стало совсем плохо. Потому что она была единственной, кто меня понимал.

С отцом у нас совершенно разные взгляды на жизнь. И это мягко сказано. Тем более, он ждал мальчика. Даже когда маме сказали на УЗИ, что родится девочка, и она сообщила эту новость ему — он ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки с чаем и сказал, что родится пацан по имени Жека, как его боевой товарищ, который спас ему жизнь. Мой отец — Волков Борис Семенович, упорно верил, что родится мальчик. Но родилась я, хотя меня все равно назвали Женей. Поэтому против напора отца и его кожаного ремня с армейской бляшкой — не поспоришь.

Буду откровенна, мне не нравился этот новый город. Нет, не в плане инфраструктуры, здесь очень холодно. В ноябре месяце температура воздуха достигала минус тридцать градусов. До этого мы жили в южной столице России и зимой я гуляла по главной площади в осенних коричневых ботинках на шнурках, в легком замшевом пальто нараспашку, которое мне досталось от двоюродной сестры. Я любила гулять по большим площадям, где собираются стаи голубей. В таких случаях я всегда заходила в булочную, покупала на карманные деньги багет и большая часть этого длинного хлебобулочного изделия доставалась воркующим сизокрылым.

Увы, холод я переношу хуже, чем жару. Но да здравствует новый город, новая школа! Новая жизнь…

Прозвенел звонок. Я зашла в просторный, светлый класс, где за первыми партами сидели все те же светловолосые девушки и широко распахнув глаза, смотрели на меня. Все остальные тоже изучали меня с ног до головы. Я сильнее прижала книги к груди. Перед глазами все плыло, колени подгибались, когда они так открыто смотрели на меня. Успокаивала себя тем, что это пройдет. День, два, максимум неделя и они потеряют всякий интерес ко мне. По крайней мере, я на это очень надеялась.

— Это наша новая ученица. Представься, пожалуйста, — произнесла учительница хриплым голосом.

— Волкова Евгения, — уверенно произнесла я, как на школьной линейке. С задних парт послышались смешки, а потом знакомый голос сказал:

— Какая же это Волкова? Это так… Волчонок.

Тогда я еще не знала, что это прозвище прилипнет ко мне надолго.

Я поправила очки и уловила знакомое лицо. Тот самый голубоглазый блондин, в которого я совсем недавно врезалась, сидел на последней парте и о чем-то болтал с соседом. Повезло, так повезло. Неужели я буду учиться с ним в одном классе? Не то, чтобы я против… Просто не люблю быть должной.

На самом деле я думала, что его не встречу. И даже если встречу, это будет мимолетное мгновение, о котором будет сложно вспомнить. Но я даже предположить не могла, что буду учиться с ним в одном классе. Этот вопрос почему-то так разволновал меня, но нужно было сосредоточится на учебе

Я

села за вторую парту, рядом с девчонкой в белой блузке и с косичками. Из-за зрения учителя меня не сажают на последние парты. Единственная польза от этих очков. Хотя, смотря в каком смысле польза.

Как только я удобно уселась в мой затылок прилетела бумажка. Скомканная, в клеточку, скорей всего вырванная из серединки тетради. Я обернулась. На задних партах кто-то громко засмеялся. Я посмотрела на голубоглазого. У него равнодушный взгляд, скорей всего это кидал не он. Мне очень хотелось верить, что это не он.

Глава 1

— Как твой первый день в школе? — спросил отец, когда я зашла на кухню. Еще не обустроенную кухню, где закипал чайник, пахло жареным луком. Мы совсем недавно переехали в этот долго пустующий дом и неразобранные коробки с посудой, вещами, книгами так и продолжали пылиться в дальнем углу комнаты. Наверно уже по всему дому витал запах кофе и папиного одеколона. Последнего он никогда на себя не жалел, всегда щедро им обливался, словно работал на фабрике по производству одеколонов и у него этих пузатых флакончиков просто некуда девать. Остается лишь одно: поливать себя парфюмированной жидкостью, запах которой больше напоминает мятную жвачку.

— Нормально. Жить буду.

— Друзей завела?

— Почти.

Отец встал из-за стола, подошел к холодильнику и достал палку колбасы.

— Ужинать будешь?

— Колбасу точно не буду.

— Как можно не есть колбасу? — он округлил карие глаза. Точно такие же как у меня, наверное, это единственное, что от него досталось. — Как можно не есть мясо! — возмущался он, размахивая палкой колбасы возле моего лица. — Как можно целыми днями есть эту безвкусную траву?!

— Пап, я за здоровое питание. Вот тебе с твоим панкреатитом… — я бросила взгляд на его заметный живот. — Диетологи тоже рекомендуют правильное питание.

— Ты просто слишком умная для своих лет. Вся в свою мать…

Кстати, о маме. Отец о ней редко говорил. После того, как она ушла к своему возлюбленному хоккеисту, а потом и вовсе уехала с ним заграницу, отец совсем перестал следить за собой. Стал реже бриться, покупать новые рубашки. Из спорта — поход в киоск за газетой. А так: диван, телевизор, колбаса. А еще, насчет заграницы. Отец на дух не переносил иностранцев и все, что с ними связано. Для него существовала только Родина, он за нее воевал, даже получил сквозное ранение, после чего долго провалялся в больнице. Я в какой-то степени с ним тоже согласна. Мне тоже было обидно, когда мама вот так легко бросила нас и уехала.

Это произошло два года назад. Она подошла ко мне, нежно провела рукой по волосам и сказала, что когда-нибудь я ее пойму. Когда полюблю по-настоящему.

Но до сих пор я ее не понимала и очень скучала, тем более, мы созванивались очень редко. Сначала я звонила ей очень часто, почти каждый час. Носилась с телефоном до тех пор, пока не села батарея. И даже когда она села, ждала минут десять, после снимала с зарядки и звонила еще и еще. Да, черт возьми, мне было тогда четырнадцать, но мне так была нужна мама. А она отвечала на телефонные звонки редко, а если отвечала, то коротко говорила, что занята. У нее не было времени для меня, а я была готова звонить ей каждую свободную секунду. Поэтому я не понимала. И это до сих пор никак не укладывалось в моей голове.