Небо над океаном

Владимирова-Бойко Марина

— Он что играет на рояле? — шептала я Кате.

— Он же музыкант, у них своя группа, ты разве не знала? — также тихо ответила мне.

У него своя группа! Даже представить не могла. Даже представить…

Джексон был не один. С ним был Власов. Темноволосый парень в темной-синей рубашке. Он носил челку на бок и при каждом удобном случае ее поправлял. При виде него я вспоминала рекламу Хеден Шолдес и бородатого парня с длинными черными волосами, которому не мешало бы подстричься.

— Ну ничего себе, какие люди! — Джексон перекинул во рту жвачку. — Я

думал ты из своей конуры ещё долго не вылезешь.

Он задевал за живое, я делала вид, что ничего не услышала.

— Джексон хватит дерзить! Она тоже играет.

Он округлил свои большие голубые глаза, которые сейчас казались больше синими, чем голубыми.

— Да? На балалайке три струны? — раздался дружный смех. Смеялся Власов, смеялся Джексон и Катя тоже улыбалась краешком губ.

— Она училась в музыкальной школе, — быстро добавила Катя.

— Ничего себе! — Джексон вскинул бровь. Теперь они все вместе смотрели на меня так, будто перед ними предпраздничная индейка. Я стояла, молчала, будто набрала в рот воды и скрещивая пальцы за спиной. Переводила взгляд с Джексона, с его стильной джинсовки на пианино, которое мне казалось таким одиноким и покинутым. Не хватало музыки. Хорошей музыки, которая овладевает чувствами до самых кончиков пальцев. Моих скрещенных пальцев.

Может пронесет… Пожалуйста, — твердила я самой себе, как какую-то мантру.

А потом из-за угла, скорее всего они вышли из уборной, показались две девчонки в розовых топах. Они подошли ближе, одна из них положила свои длинные, худые руки, с аккуратным маникюром на плечо Джексона.

— А эти что здесь делают?

Я быстро заморгала и перевела взгляд на них. Сильнее скрестила пальцы. Любые гимнастические трюки с пальцами в этот момент отдыхали по сравнению с моими.

— Прикинь, — раздался бархатистый голос Джексона. — Они пришли поиграть.

— Проваливайте отсюда! — пискнула блондинка в ядовито-розовом топе. — Ты ничего не умеешь!

— Нет уж, пусть сыграет. Сыграй нам! А мы послушаем, — Джексон говорил слишком высокомерно.

А я понимала, что у меня слишком пекут глаза. Чертовы линзы. Еще немного и я расплачусь. Почему так не вовремя. Почему…

Он закатил рукава джинсовки. Все молчали, ждали и пялились на меня. Я представила, что на моем месте запеченная с зажаренной корочкой индейка и меня чуть не стошнило. А может меня просто тошнило от их пристальных взглядов.

— Ну, волчонок, покажи на что ты способна.

Глава 5

Я чувствовала, как подрагивают мои губы, как начинают слезиться глаза. Сама не ожидала этого, но я развернулась и побежала в обратную сторону. Побежала к выходу, чувствуя, как непроходимый ком застрял в горле. Они остались у меня за спиной, может даже смеялись — не слышала. Я ничего не хотела слышать. Просто хотела прикоснуться к клавишам, окунутся с головой в богатую тональность, вибрацию струн, меняющийся в реальном времени звук…

На улице все также бушевал ветер. Бушевал ветер и внутри меня. Я бежала из кафешки

со всех ног. Бежала на остановку, а холодные капли дождя хлестали по уже мокрому от слез лицу. Если бы Катя бежала вслед за мной — не догнала. Меня никто бы не догнал!

Когда сбавила темп, вытерла мокрые щеки ладонями. Мне хотелось выкинуть линзы в самый глубокий мусорный бак, а может в тот самый, где толпились сизые, подъедая последние крохи хлеба.

Ненавидела себя, ненавидела все, что происходит вокруг. Чтобы сказал отец? Он бы наорал, тем самым подводя итог, что я очень робкая. И линзы тут ни при чем.

А эти линзы, я их все-таки выкину! Выкину!

Я не помнила, как залетела в трамвай, как проехала пару остановок, спрятавшись на самом заднем сиденье. Глаза все также застилали слезы. Но я помнила, как я вышла на знакомой остановке и уже медленным шагом, наступая на грязные лужи шла домой.

Когда я успокоилась, подумала о том, что зря так убежала. Все же неудобно получилось перед Катей.

Дождь закончился. Так же резко, как и начался, но все же я успела промочить ноги.

Отца не было дома, я была рада. Никто не увидит моих слез, если только зеленый фикус.

Я развесила пальто, положила сушиться ботинки на батарею, затем заварила ромашковый чай. На кухне нашла записку от отца: «Последняя морковка в холодильнике — это для тебя!». Папа снова шутит на счет моего вегетарианства. Такое ощущение, что он никогда с этим не сможет смириться.

Наконец-то сняла неудобные линзы и, завесив шторы, спряталась с головой под теплым, пуховым одеялом. С трудом вспоминала свои первые дни в новой школе. Если бы не он! Если бы не Джексон. Да, теперь мне сложно не думать о своем однокласснике, потому что он оставил свой след. Свой грязный отпечаток подошвы в моем учебнике. А мы этот параграф даже еще не проходили.

Я выдержала уход матери из семьи, внезапную смерть бабушки. Я обязательно выдержу и своих новых одноклассников. В том числе и Джексона.

Да, все же Катя права, у него харизма и очень голубые глаза. Нужно обязательно позвонить ей. Вот только десять минуточек еще полежу…

Закрыла глаза и не помнила, как погрузилась в сон.

— Доброе утро! Спящая красавица! — я проснулась от громкого голоса отца и громкоговорящего телевизора. Отец всегда будил меня, включая громче черный прямоугольник, висящий на стенке.

— Спящая, но не красавица, — сонно произнесла я и накрылась подушкой. — Сделай потише, пожалуйста.

Но звук только усиливался.

— Я с тобой не согласен! На счет не красавицы…, - он сказал об этом так громко, словно будил роту солдат.

— Ты никогда со мной не согласен, — я сонно зевнула.

… - Играешь на пианино не хуже звезд музыкального олимпа? Поучаствую в международном конкурсе, — громко вещал телевизор.

Я подскочила на кровати и уставилась в телек.

— Пап, погромче, — я продолжала растерянно пялиться в стенку. Перед глазами все плыло. Мои самые неудобные линзы где-то там на столе, в специальном контейнере, но сейчас их так не хватало.