Небо нас ненавидит
Шрифт:
— Ты был вором? Наёмным убицей?
— Нет. Мама слишком хорошо меня кормила и даже научила читать. Я хотел более высокой судьбы.
— В таком случае такая перемена судьбы может вызвать обиду, — заметил Арад-Нинкиилим, — Но на волю богов не обижаются. Тем более, что боги здесь не причём. Ты пришёл туда, куда направлялся с самого начала. Именно такой конец ожидает почти всех мятежников.
— Но некоторые мятежники побеждают…
— … А потом их убивают или, если повезёт, продают в рабство другие победители.
— Но — почему?.. — Квендульф помотал головой, словно собирался стряхнуть подступивший морок.
— Потому что так устроен мир. Победа — добыча редкая. Её никогда на всех не хватает. Идём дальше. Есть ли у тебя имя?
— Моё имя Квендульф.
— Что означает имя Квендульф?
— Какая разница?
— Не заставляй меня искать его смысл по книге! — вдруг вспыхнул привратник. — Я его найду — в наших книгах есть всё. Но когда я положу книгу на место — буду зол. Не заставляй меня становиться злым! Помни — ты пленник, и руки твои связаны.
— На нашем старом языке моё имя означает “Сумеречный волк”,- сдался Квендульф, — Я не хотел говорить, потому что пользы от этого знания не будет. Бессмыслица какая-то. Я всё равно буду раб, а рабу дают любое удобное имя.
— Не бессмыслица. Ты можешь сесть. Тебе надо сесть, ты устал, — Арад-Нинкилим размял глину и начал быстро наносить значки. Квендульф какое-то время следил за ним, потом не выдержал, прикрыл глаза и почти рухнул на пол. Полудрёма накатила на него, словно удушливая волна.
Но даже в полудрёме ему не было покоя. Перед глазами расцвела, распустив перья и хвост, та самая огненная птица, которую он зарубила. Он знал, что она мертва и стала пеплом. Но она всё равно летела сквозь ночь, выискивая врага полыхающими глазами. И он ничего не мог с эти поделать.
Квендульф очнулся от ощущения влаги и укола боли. Открыл глаза и увидел, что привратник разрезал ему один из пальцев и поливает каплями крови значки ещё не застывшей таблички.
Это было, конечно, неприятно. Но Квендульф не стал убирать руку. Он сейчас в их руках, они делают с ним, что хотят. Вот пусть и делают, пока он не придумает, как отсюда сбежать. Прятать кровь бесполезно — если он уберёт руку, они добудут её другим способом.
Пока он размышлял, Арад-Нинкилим закончил с его рукой, обмакнул полоску ткани в ту же чашку с пахучей водой и перевязал руку. Потом вернулся к столу.
— Зачем вам знать, что значит моё имя, — спросил Квендульф.
— Когда человек носит имя — это неспроста, — отозвался Арад-Нинкилим, — Когда человек выбирает себе имя, он всегда говорит о себе самое важное.
— А если не человек, а родители выбрали имя?
— Раз человек продолжает его носить — значит, считает, что оно ему подходит. И это тоже многое значит.
— Странно всё это. Что, у вас и имена выбирают?
— Да. К примеру, я — Арад-Нинкилим, — сказал привратник, — Это означает “Раб богини Мангустов”. И это имя я выбирал себе сам.
— Если бы у нас водились мангусты, — ответил Квендульф, чуть улыбаясь, — я бы тоже подумал о смене имени. Я слышал, это замечательные животные.
— Знаешь, что это? — спросил Арад-Нинкилим и показал ему дневную табличку.
Квендульф видел такие на рабах из первого священного города.
— На этом пишут
— Ответ точный. Но бессмысленный.
— На это штуке пишут имя раба?
— Не только. Кроме имени, здесь пишут дневной паёк. И ещё кое-что, что прочитать ты всё равно не сможешь. Тебе это знать не обязательно. Просто смотри и запоминай. На этой небольшой табличке ты поместишься целиком. Твоё имя, работа, жизнь или смерть. Разобьёшь табличку — не получишь пайка. Получишь чужую — будешь делать ещё и его работу.
— А если начинается бунт, то сначала бьют таблички, а потом идут грабить склад еды.
— Ты много знаешь о мятежах. Но отныне это знание для тебя бесполезно. Наши рабы никогда не бунтуют.
— Вы настолько хорошо их кормите, что им даже домой не хочется.
— Мы кормим их так, как считаем нужным. Но взбунтоваться наши рабы уже не могут. Этого нет на табличке.
— Надо же, как вы верите в то, что написано.
— Переступить через записанное бессильны даже боги. В этом могущества Слова.
— Даже так. У нас, на севере, словам не особенно верят.
— Не удивительно. Ведь язык богов у вас забыт… Так, уже готово.
Он наклонился в купель и достал оттуда металлический лоток с какими-то деревянными штампиками. Даже в неверном свете окошечек Квендульф разглядел, что краска под штампиками ярко-красная, словно свежая кровь.
— У тебя есть вопросы.
— Я подумаю.
— Задавай сейчас. У тебя нет времени.
— Разве в рабстве времени будет недостаточно.
— Когда ты станешь рабом, у тебя уже не будет мыслей и вопросов.
— Тогда какой смысл спрашивать? Всё равно мне ответы уже ни к чему.
— Истина — вот единственный смысл.
Квендульф задумался. Потом поднялся, гремя оковами — и бросился бежать прочь, к воротам со львами..
Привратник только хмыкнул ему вслед.
Он бежал через зал, мимо колонн, и под белыми перекладинами солнечного света..
Каждая колонна была вырезана по-своему, среди них не было двух одинаковых. Это он уже усвоил. Но солнечные полосы над головой были куда удивительней.
Как же ровно они висят! Мы столько уже разговариваем, а они даже не шевельнулись. Как если бы солнце замерло посреди неба… и ничего бы больше не двигалось, ничего.