Небо остается синим
Шрифт:
— Тоже мне единоличника нашел! — возмутилась тетка Силадьи. — Или ты, когда молокососом был, так же как он, не клал ягодки в рот?
Ирен поняла одно, что люди недовольны: их оставили в стороне от укрупненной винодельни… Нынешний богатый урожай невозможно обработать устаревшим оборудованием. Нет подходящих условий для выдержки молодого вина. Ирен так разволновалась, что чуть было не вышла к собравшимся. Хотелось узнать, о ком они говорят. Только бы не о Миклоше! До всего остального ей было так мало дела!
Дом
На спинке кровати висело отглаженное вечернее платье. На столе — виноград, угощение хозяйки. Ирен к нему даже не притронулась. Тут же книги — томик Ади, винодельческие справочники.
Эх, привести бы в такой же порядок свои мысли, отутюжить бы, как платья, все вмятины на душе!
«Первый день на новом месте. Вот и он прошел. А с Миклошем я так и не встретилась. Работа в колхозе будет нелегкой. Даже трудно представить: с чего начинать?» — мысли прыгали лихорадочно, тревожно и гнали сон.
Ирен высунулась в окно. Какой покой! Ночь полна ароматов и тишины. Ветка яблони нежно гладит оконный наличник. Ирен вдыхала свежий, настоянный на траве воздух, и мысли ее успокаивались, их течение приобретало стройность. Ирен снова вспомнила дни, проведенные здесь в прошлом году.
— Когда я пью вино, мне порою кажется, что оно вобрало в себя всю нашу силу, потому такое крепкое, — сказал ей тогда Миклош.
И снова она не успела поймать его взгляд. Еще секунда — и сам Миклош исчез. А через несколько дней, когда они вместе работали в колхозном саду, он вдруг подошел к ней и быстро проговорил:
— Мне кажется, что нет таких трудностей, с которыми я не мог бы справиться!
Ирен ждала, что он назначит ей свидание вечером, после работы. Но напрасно. Если у Миклоша выдавался свободный вечер, он вскакивал на мотоцикл и с оглушительным грохотом мчался куда-то. Он был страстным мотоциклистом.
И вот настал день, когда нужно было расставаться с колхозом.
Она всех повидала, со всеми простилась, а его нигде не встретила. Неужели так и уехать?
До позднего вечера просидела она во дворе. Хозяйка варила повидло.
— Гляди-ка, гляди, светлячок! — раздавался с соседнего двора восторженный мальчишеский голос.
Почему она вспомнила сегодня этого мальчика с его светлячком? Хозяйка просила ее спеть что-нибудь на прощание. Но петь не хотелось. Слезы сжимали горло. Вдруг за спиной кто-то остановился. Ирен не смела оглянуться. Пламя костра окрепло. Его языки весело и крепко обняли котел с повидлом. Миклош сел рядом, коснувшись на миг плечом ее плеча.
Молчали.
— Ирен, мы должны забыть друг друга! — неожиданно сказал он.
Пролетел тревожный ветерок — вестник наступающей ночи.
Забыть? Но он за все лето даже не взглянул на нее!..
В соседнем селе есть девушка, Миклош обручен с ней. Правда, невеста его тяжело больна…
— Что я могу еще сказать? — закончил он свой рассказ и первый раз взглянул ей в глаза долгим внимательным взглядом.
Ирен не заметила, как ушел Миклош. Она не отрываясь смотрела на костер. Сердце сжималось и стучало то громко, то совсем замирало. Но где-то в душе проснулась радость: она ему не безразлична. А раз так, никакая боль не страшна!
С того вечера прошел год.
Зачем она приехала сюда? Зачем ждет не дождется встречи?
Ирен Гал, признайся самой себе: ты надеешься, ты хочешь, чтобы все началось сначала…
Прошло еще несколько дней, исполненных сомнений. Как ни странно, но она ни разу не встретила его.
Наступило воскресенье. Вечером в клубе — бал.
Праздник урожая. С потолка свисают нанизанные на тонкий шпагат ароматные гирлянды — трамини, мускат, оппорто. Светятся круглые и продолговатые крупные ягоды. Зеленые и красные. Они наполняют клуб пряным горным запахом.
Ирен села возле окна. Отсюда хорошо виден весь просторный зал.
И тотчас ее взгляд, как сталь к магниту, потянулся к двери. Миклош! Каким строгим кажется он в парадном темном костюме!
Он окинул взглядом зал, и Ирен показалось, что зал качнулся. Она быстро опустила глаза. Видел ли он ее? Миклоша окружили, Ирен потеряла его из виду.
В зале шумно. Из общего гула вырвется чей-нибудь голос, и тут же его покрывает смех. Смех долго колышется в воздухе, расходится кругами. Так расходятся волны от брошенного в воду камня.
Возле Ирен вспыхнул спор, полетели шутки. Она услышала голос Карчи:
— Конечно, я собирался осесть в городе, — он говорил медленно, словно пережевывая каждое слово.
— Остался ради канатной дороги? — съязвил сосед.
— Так точно. И еще я очень люблю новорожденных утят. Но не это главное. Пока я служил в армии, здесь у вас выросла целая машинная станция. Вот я и сказал себе: куда, дурак?
Ирен слушала обрывки речей. Справа говорили о какой-то Мальвинке.
— Как он юлил вокруг нее! Воображаю, какую мину скорчил, когда в один прекрасный день она его бросила! На ферму перешла.
— Но ведь там же гораздо труднее! — раздался удивленный голос.
Ирен насторожилась: кто это юлил вокруг Мальвинки?
Но спор оборвался, все умолкли.
Наступил самый торжественный момент праздника. Парни обрывали гроздья винограда, а колхозные сторожа, исполняющие здесь, на вечере, обязанности распорядителей, отмечали, кому какая досталась гроздь. За «кражу» полагалось «наказание».
— Йошка Шимак пусть отправляется с Гизи Тар считать звезды. Тиби Вейч — кукарекать из-под стола. Дюси Варна — спеть песню. Миклош Бакош должен танцевать весь вечер с нашей практиканткой Ирен Гал! — торжественно провозгласил распорядитель.