Небо остается синим
Шрифт:
— Да как она смеет! — донеслось до нее.
Гайнал слушала затаив дыхание.
— Что она принесла в дом?! Вот придет Тибор…
Господи, кажется, это о ней! В чем она провинилась?
Гайнал была напугана, растеряна. Она заперлась в своей комнате и не выходила до обеда. Вечером Тибор сказал ей:
— Понимаешь, Гайнал, завтра первое сентября. В этот день за цветы хорошо платят, их прямо из рук рвут. Вот Мария и рассердилась. Не надо было срезать розы.
Понял ли тогда Тибор, что творилось в ее душе? Паяц на шкафу улыбался грустно и сочувственно. «Тибор, дорогой, ну скажи, что ты пошутил…» — мысленно умоляла она мужа. Но Тибор молчал и только жаловался, что ему не дают
…Крупные капли пота падают со лба на полированную поверхность шкафа. Капля пота, капля терпентина. Тряпка размазывает их, а дерево послушно впитывает — и то и другое. Как ломит спину! Бартошнэ распрямляется, смотрит, как в соседнем цехе лущильная машина без конца разматывает кругляк. Тянутся длинные фанерные полосы.
…Снова лениво потекли дни, тихие и спокойные. Тибор помирил их с Марией, и казалось, все шло прекрасно. Гайнал твердо решила: надо приспособиться к укладу этого неприветливого дома. Приспособиться? Разве так должна рассуждать хозяйка, жена? Но она гнала прочь эту мысль. С утра Гайнал ходила за покупками. Иногда обходила полгорода, чтобы найти для Тибора кусок парной телятины. Он все чаще жаловался на недомогание, и врачи назначили ему строгую диету. А по вечерам Гайнал шила приданое: скоро у нее будет ребенок. Иногда спускалась в сад, ухаживала за цветами — они-то ни в чем не виноваты. С нетерпением поджидала Тибора: может, он расскажет, что творится в том мире, который захлопнула тяжелая узорчатая калитка. Но Тибор с каждым днем становился все сдержаннее и молчаливее. Он очень изменился, располнел. Гайнал иногда казалось, что муж стал ниже ростом. Только темные усики остались те же.
Теперь, когда она перебирала свою жизнь день за днем, год за годом, ей порою казалось, что ее тогдашние мысли и переживания были мелкими, незначительными. Из-за чего она, собственно, ушла? Кто в этом виноват? Злосчастный букет роз? Или, может, случай со шкафом? Ох этот шкаф! Пусть бы стоял себе где угодно. Но он заслонял окно, и в столовой всегда царил полумрак. Гайнал передвинула его. Что началось! Она и представить себе не могла, что ее невинный поступок вызовет у Марии такой припадок бешенства. Клара присутствовала при этой сцене. Она стояла бледная, испуганная и только покорно качала головой, поддакивая Марии. Клара давно превратилась в покорную тень своей старшей сестры. И в награду за эту покорность обрела спокойную жизнь. Тибор? Узнав о случившемся, он раздраженно сказал:
— Пора бы привыкнуть. Мы не одни тут живем!
— Тибор, дорогой, уйдем отсюда! — не выдержала Гайнал.
Но он ничего не ответил, схватил шляпу и, тяжело хлопнув дверью, ушел из дома.
А потом родилась Агнесса. Новые заботы, новые радости пришли в жизнь Гайнал. Как она была счастлива, впервые запев колыбельную песенку над коляской новорожденной! Ей казалось, что дочка прислушивается к ее пению, — это был их первый задушевный разговор.
Но появлялась Мария, и Гайнал умолкала. Она никогда не пела в присутствии золовки.
Так шли дни, недели, месяцы, так уходили годы. Гайнал научилась жить без цветов, без песен, без яркого солнечного света. Многие говорили, что она живет неплохо.
Однажды вечером Тибор сказал, что пригласил к обеду своего начальника. Какая суета поднялась в доме! Гайнал с удивлением видела, что Тибор бросает на сестер удовлетворенные взгляды. А когда приготовления были закончены и в коридоре уже дребезжал звонок, Тибор с несвойственной ему легкостью вскочил на кровать и снял со стены распятье, деревянное, почерневшее от времени.
Стол был заставлен яствами и напитками. О чем они разговаривали? Гайнал не помнит. Помнит только, что начальника усиленно угощали. А этот смех Тибора! Раньше она никогда не слышала, чтобы муж так смеялся. И Гайнал нет-нет да и взглядывала на стену, где над кроватью темнело пятно. Распятье сняли, а пятно-то ведь не снимешь!
Гайнал старалась оправдать мужа: Тибор не такой, как его сестры. Он хочет, чтобы в доме был мир и благополучие. Больной человек, ему нужен покой. Давно пора бы взяться за лечение. Тибор всегда знает, чего он хочет. Отец его был простым ремесленником, а он кое-чего добился в жизни. На работе его уважают. По вечерам он приносит домой целые вороха бумаг и сидит над ними не разгибаясь за полночь, что-то подсчитывает, водит карандашом по колонкам цифр. Иногда ему даже поручают провести политинформацию, и он готовится долго, старательно. А Гайнал не может удержаться от смеха: Тибор и политика — странно! Может, она не понимает чего-то? Имеет ли она право так строго судить его? Но она не могла относиться к нему с уважением. А уж о любви и говорить нечего. Как жить дальше?
Особенно огорчало ее, что Агнесса, единственная радость и надежда, пошла даже не в Тибора, а в его старшую сестру. Глаза, губы, движения — все неуловимо напоминало Марию, которая гордилась этим, ласкала и баловала девочку. «Хоть бы характером не была на них похожа!» — с тревогой думала Гайнал.
Сколько так прожила она? Восемь, десять лет?
Как-то раз утром Гайнал, как обычно, возилась с цветами. Ей понадобились грабли, и она пошла в маленькую комнатку, служившую чуланом, где хранился садовый инструмент. Открыв дверь, она с удивлением увидела, что комната занята — чужие вещи, чужие люди.
— Простите… — растерянно пробормотала Гайнал и ушла.
Мария сдала комнату временным жильцам. То, что Гайнал об этом не сказали, ее не удивило. Новые квартиранты работали на мебельной фабрике. Там они познакомились, полюбили друг друга и недавно поженились. Вскоре они должны были получить квартиру, а пока пришлось снять комнату.
Вечером Гайнал снова увидела их. Они шли мимо окна, запыленные, в рабочих комбинезонах. Впрочем, грубый комбинезон только сильнее подчеркивал стройную фигурку молодой женщины. А когда через некоторое время Гайнал выглянула в окно, она глазам своим не поверила: молодоженов словно подменили. Нарядные, умытые, они, улыбаясь, спешили к воротам. На другой день Гайнал узнала, что они ходили в театр. А когда она с Тибором была последний раз в театре?
Вернувшись с работы, Ица (так звали молоденькую квартирантку) жарила в саду, на керосинке, оладьи. Муж сидел на подоконнике и, болтая ногами, читал ей вслух какую-то книгу. Книга, видно, была веселая, потому что время от времени до Гайнал доносились громкие взрывы смеха.
— Нет, ты послушай дальше! — сквозь смех говорил Миклош и продолжал чтение.
Шипело масло на сковороде, запах жареного теста разносился по саду и аппетитно щекотал ноздри. Ица бросила мужу горячую лепешку, он ловко подхватил ее на лету и, обжигаясь, стал есть. Они снова смеялись.
Что-то больно резануло по сердцу. Гайнал поставила лейку и быстро пошла в дом, готовить мужу диетический ужин.
Теперь Гайнал старалась как можно больше времени проводить в саду. Ица подходила к ней, помогала полоть грядки.
— Вы, наверное, очень любите цветы? — говорила Ица, весело оглядываясь кругом. — Да они и в самом деле чудесные. Какие розы! А георгины? Я так рада, что попала в ваш дом. Миклош! — кричала она мужу. — Погляди, какая красивая роза, словно из красного бархата!