Небо падает
Шрифт:
— Привет. Приятно увидеть вас снова, — сказал полковник. Начальник отдела в виде приветствия пришел в сознание, а командующий дышал.
— Мы отправляемся в Малден, — бодро сообщил Римо.
— Так вы все нашли, — сказал полковник. — Значит, мы вам больше не нужны.
— Вы же знали все, что мне было нужно. Почему вы молчали?
— Приказ.
— Чей?
— Да тех людей, знаете ли, которые всегда отдают приказы, а когда начинает литься кровь, их нет как нет.
— Но мы же союзники, — сказал Римо. —
— В приказах не должно быть смысла. Был бы в них смысл, им мог бы повиноваться любой. Настоящий солдат повинуется любому приказу, каким необоснованным с точки зрения здравого смысла он бы ни был.
По пути в Малден Римо пытался выяснить, кто приказал им уклоняться от сотрудничества. Может, им известно что-то, что неизвестно ему?
— Это разведка, штарина, — сказал начальник отдела. — Здесь никто никому не доверяет.
— Я вам доверяю, — сказал Римо.
— Тогда шкажите, кто приказал вам отправиться шюда?
— Вы все равно не поймете, — сказал Римо. — Но поверьте мне на слово. Мир висит на волоске. И даже ваши ведомства этого не остановят.
Римо заметил около ноги шофера радиотелефон. Шофер объяснил, что он очень простой. Сложность в том, стоит ли говорить по линии, доступной всем. Если они не найдут штуку, протыкающую озоновый слой, не будет причин для секретности. Он воспользовался телефоном, который мог прослушать весь мир.
— Открытая линия, Смитти, — сказал Римо, услышав голос Смита.
— Хорошо. Продолжайте.
— Нашел источник.
— Хорошо.
— Он определенно на восточном побережье.
— Мы это уже знаем. Нельзя ли немного поподробнее? Восточное побережье тянется вдоль нескольких стран.
— Это все, что есть у меня на данный момент.
— Так. Хорошо. Спасибо. Я так понимаю, что будет еще что-то.
— Надеюсь, скоро.
— Удачи вам. Не беспокойтесь насчет открытых линий. Любая информация. Любая.
— Хорошо, — сказал Римо.
Он впервые слышал, как у Смита дрогнул голос.
В Малдене все обо всех все знали. Это была маленькая деревушка. Да, эксперимент проводили. Некоторые считали, что его проводило правительство.
На небольшом поле лаборанты в белых халатах осматривали клетки. На поле смотрели все, кроме Римо. Римо умел пользоваться ресурсами человеческого организма, о которых остальные давно позабыли. И одним из них было умение чувствовать опасность. Он смотрел не на поле.
Казалось, само небо говорило ему: “Парень, пришло твое время”. Среди грязно-серых от промышленных выбросов облаков, сверкало быстро сужающееся ярко-голубое кольцо. Но в нем была не голубизна чистого неба, а какое-то почти неоновое сияние. Казалось, будто сапфир подставили под солнечный луч и свет от него сверкает на небе. Римо смотрел, как кольцо стягивается, и тут шофер посмотрел на небо и сказал:
— Вот оно.
Римо насторожила именно
— Слабые прячутся за тусклыми цветами, стараясь слиться с землей. Но все смертоносное рядится в яркое, чтобы привлекать жертв.
— Ага. А как же бабочки? — спросил Римо.
— Когда увидишь самую красивую в мире бабочку, остановись. Не трогай ее. Не трогай ничего, что вызывает желание потрогать.
— Как скучна будет жизнь.
— А ты думаешь, я рассказываю тебе про развлечения?
— Конечно, — сказал Римо. — Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
— Да, — сказал тогда Чиун. — Не понимаешь.
Годы спустя Римо понял, что Чиун учил его думать. Ничто не бывает красивым просто так. Часто наиболее опасное облачается в блеск и сияние, чтобы привлечь жертву. Но то, что увидел Римо в небе, было не красотой-приманкой. Римо увидел за этим безразличие Вселенной. Оно могло уничтожить сотни миллионов жизней, даже не заметив этого, потому что для изначальной логики Вселенной жизнь неважна. Римо смотрел на прекрасное кольцо, сужавшееся у него на глазах и думал обо всех этих вещах, а офицер рядом с ним продолжал твердить, что поле, которое он искал, перед ним.
— Отлично, — сказал Римо своим пассажирам. — Оставайтесь на местах.
— А куда мы денемся? — сказал морской офицер. На его мундире не хватало одной из пятнадцати медалей, полученных им за то, что он никогда не выходил в море. — Я уже целый час не чувствую своих ног.
На поле пахло паленым. Этот уголок Англии был вовсе не зеленым. Здесь была желтая выжженная трава, как будто ее кто-то продержал денек в пустыне. На металлических столах стояли клетки со сгоревшими животными. Римо слышал сладковатый запах паленой плоти. В клетках не двигалось ничего. Несколько человек в белых халатах стояли у столов и заполняли какие-то бланки. Один из лаборантов собирал паленую траву. Другой собирал землю в пробирки и упаковывал их в пластик. Третий пытался завести часы.
— Остановились, — сказал он.
У него был типично британский выговор. Странность этого языка была в том, что по тонам, если пронумеровать их от одного до десяти, можно было определить, к какому классу принадлежит тот или иной человек. Десять — член королевской фамилии, у него акцент сглаженный, один — кокни, и акцент у него резкий, как перечный соус. Человек, жалевший о своих часах имел семерку — один из высших классов с очень легким налетом кокни.
— Привет, — сказал Римо.