Небо после бури
Шрифт:
– Держите ее!
– Д’арью… – протестует А’вни, но Д’арью отмахивается от нее и продолжает смотреть на меня в упор.
Темно-карие глаза, обведенные черным, отливают золотом. Воля к борьбе покидает меня. Она загипнотизировала меня. Мне не вырваться.
– Мы не желаем тебе зла, – повторяет Д’арью. – Если бы мы хотели твоей смерти, оставили бы тебя Князю Тьмы.
Она не ждет ответа, но я усилием воли пробиваюсь сквозь ее чары и кое-как выговариваю:
– Чтобы он смотрел, как Керис медленно убивает меня?
– Он охотится за тобой
Я пытаюсь не выдавать охватившей меня тревоги. Что живет внутри меня?
– Это древняя магия, дитя, – отвечает Д’арью на мой невысказанный вопрос. – Магия, которая тысячу лет ждала появления смертного, у кого достанет силы ее разбудить. – Женщина улыбается, и я вижу выражение свирепого ликования на ее лице. И начинаю ей доверять. – Я думала, это будет Мирра из Серры. Или Исадора Телуман, а может быть, Ильдизе Мози. Но…
– Но даже древние могут ошибаться, – лукаво замечает А’вни, и другие йадуна хихикают.
Я ожидаю, что Д’арью сердито прикрикнет на них, но она снова улыбается. Внезапно до меня доходит смысл ее слов.
– Ты… ты знала мою мать?
– Знала ли я ее? Я обучала ее, точнее, пыталась обучать. Она терпеть не могла выполнять чужие указания. Ильдизе была более покладистой, хотя, возможно, потому что сама была из Мореходов. С Исадорой я не была знакома – но какой силой обладала эта девушка! – Д’арью негромко присвистывает. – К сожалению, Империя добралась до нее раньше нас.
У меня голова идет кругом.
– Могущество, – лепечу я. – Ты говоришь о могуществе, исходящем от ифритов?
Д’арью презрительно усмехается.
– Если твоя сила дарована ифритом, тогда я джинн. А теперь молчи. Дай мне выполнить свою работу.
Старая колдунья снова заставляет меня взглянуть ей прямо в глаза, и мне кажется, что она проникает в мои мысли, а потом медленно, с трудом вытягивает что-то из меня. Как будто некая часть моего сознания тысячу лет покоилась на дне болота, а теперь, наконец, возвращается к свету. Когда это всплывает на поверхность, я обнаруживаю, что меня саму задвинули куда-то в темный угол моего собственного мозга.
– Мир тебе, Рехмат. – Голос Д’арью слегка дрожит, и я сразу же понимаю, что, глядя на меня в упор, она обращается вовсе не ко мне. – Твои слуги здесь. Наш обет исполнен.
– Да пребудет мир с вами, йадуна. Вы совершили то, что должно. Я освобождаю вас от обетов.
Эти слова говорю я. Я чувствую, как шевелятся мои губы. Но низкий голос принадлежит не мне. Я никогда в жизни не употребляла слова «пребудет». Более того, это не голос человека. Он напоминает шум песчаной бури – если бы песчаная буря умела говорить на древнем языке Серры.
– Значит, это и есть наша воительница, – произносит Рехмат, переходя на обычный язык. – Воплощение той жертвы, которую вы принесли сотни лет назад.
– Нельзя считать жертвой наше согласие поселить тебя среди нашего народа, о великая, – почтительно говорит Д’арью.
– Сто йадуна приняли мое могущество целиком и полностью. – Голос Рехмат сейчас больше напоминание рычание, реагируя на попытку ей возразить. – Это был самоотверженный поступок. Вы не знали, как это подействует на ваших детей и их потомков. Но это случилось. Теперь я живу в сознании тысяч.
– Я должна признаться тебе, о великая, – говорит Д’арью, – я не думала, что именно Лайя из Серры разбудит тебя. Кровавый Сорокопут, как мне кажется, больше подходит на роль великого воина, а может быть, Пчеловод. Или даже кузнец Дарин.
– Или Авитас Харпер, – замечает другая йадуна. – Или мальчишка Тас, убийца демонов.
– Но ни один не смог бросить вызов Князю Тьмы. Лайя сделала это. Возрадуйтесь! – восклицает Рехмат, – ибо дорога открыта. Теперь наша юная воительница должна пройти ее до конца. Но если ей предстоит победить Мехерью, я не могу жить в ее сознании.
Мехерья. Князь Тьмы.
Д’арью энергично качает головой.
– Она должна быть с тобой единым целым…
– Она должна выбрать меня. Если сокол отказывается взлететь, может ли он парить в поднебесье?
На сей раз подает голос А’вни, с силой сжимая руки, чтобы они не дрожали.
– Но… но ни один сосуд не может выдержать твое присутствие, великая.
– Мне не нужен сосуд, дитя. Лишь проводник.
О небо. Это мне совсем не нравится. Я напрягаю последние силы, чтобы вернуть контроль над собственным телом и сознанием. Но и то, и другое по-прежнему остается во власти этого голоса. Рехмат. Странное имя, я никогда прежде его не слышала.
– Она испытает боль? – спрашивает А’вни. Если бы она не помогла похитить меня, я, наверное, поблагодарила бы ее за заботу.
– Я живу в ее крови, – голос Рехмат звучит почти печально. – Да. Ей будет больно. Держите ее.
– Что, во имя неба… – На долю секунды я прихожу в себя и начинаю яростно отбиваться. А’вни морщится, но помогает остальным колдуньям держать меня.
Когда голос Рехмат звучит снова, слова обращены только ко мне: «Я сожалею, молодая воительница».
В следующий миг меня словно швыряют в огонь, и он лижет мое тело, с меня точно сдирают кожу живьем и посыпают ее солью. Если бы я могла кричать, я не смогла бы остановиться. Но йадуна запихнули мне в рот кляп, и я лишь извиваюсь всем телом. В чем я провинилась, чем заслужила такие пытки? Похоже, мне приходит конец.
От моего тела отделяется полупрозрачный силуэт, смутно напоминающий человеческий. Я вдруг вспоминаю тот день в кузнице Спиро Телумана, в Серре, когда гули приняли облик моего брата, чтобы вселить в меня страх. Но нет, тот призрак был соткан из ночной тьмы, а это существо похоже на солнечный луч.