Небо тебе поможет
Шрифт:
— …Пятый.
Я не расслышала, но и не прошу его повторить. Кажется, он напомнил, что живет в Пятом округе. Я говорю вместо него. Я говорю достаточно громко, чтобы иметь возможность немного от него отойти. Я отказываюсь от той близости, которую он мне навязывает.
Я слабо себе представляю, что в Лионе есть не только кварталы Круа-Русс и старый Лион. Круа-Русс — это только небольшой квартал города. Круа-Русс с «его булыжником». Вспоминаю крутые мощеные улочки. Лион — большой город. Девять округов.
— Где ты жила? — спрашивает он меня.
—
Я делаю второй шаг в сторону группы.
— А… Круа-Русс… Я бы с удовольствием там жил. Это очень дорого.
Я едва слышу.
Он перемещается одновременно со мной. Поезд движется. Мрачный тип постоянно касается меня. Этот парень выводит меня из себя. Не так-то легко от него ускользнуть!
Я не предоставляю Паоло больше возможности сказать мне что-либо еще. Он слишком меня нервирует, когда говорит. Все равно я ничего или почти ничего не слышу. Решаю вернуться в свой вагон.
Я встречусь с остальными позже.
Разговор о Лионе обрывается.
— Жаль, но мне уже надо идти, — говорю я наконец Паоло.
Оставляю мрачного типа одного.
Возвращаюсь на свое место.
Смотрю в окно. Пейзажи мелькают один за другим.
Круа-Русс стал шикарным кварталом. Я едва ли могла это понять во время моих слишком коротких визитов.
Круа-Русс и его коллеж Морель. Коллеж Морель и его очень плохая репутация. Коллеж Морель попал в разряд школ для трудновоспитуемых подростков. Коллеж получил свое название от площади, на которой он находится. Коллеж Морель, площадь Морель.
Моя тетя, самая младшая сестра моей матери, тоже училась в этом коллеже. Мои две сестры и я попали туда после начальной школы.
В коллеже Морель, когда учителя делали перекличку, они иногда искажали имена и фамилии. Карлос Санчес, Мария соль Гарсия, Зербиб Мхенана, Саид Сидум, Зохер Бенкаллиль, Марсель Шекрун, Сильви Тестю, Брюно Сантини, Орели Верисель… Круа-Русс был тогда простонародным кварталом.
Двор коллежа Морель был похож на крутые улочки Круа-Русс. Все цвета эмиграции. Все религии, в которых никто толком не разбирался.
Кроме моей матери, матери Люси и нескольких редких исключений, все остальные матери говорили по-французски с акцентом.
После диктанта по французскому языку наиболее часто произносимыми фразами были: «На каком языке ты говоришь дома?» — и: «Нужно сказать твоим родителям, чтобы они говорили с тобой по-французски». Над этой фразой смеялись в школьном дворе. Смеялись потому, что представляли себе матерей, пытающихся говорить по-французски. Для некоторых учеников лучше было забыть об этой идее. Если бы матери учеников коллежа Морель должны были обучать французскому языку своих детей, многие из них не смогли бы закончить даже начальной школы.
«Квартал Круа-Русс стал очень дорогим». Больше никто не шатается по площади Морель. Они переименовали коллеж: теперь он называется коллеж Франсуа Трюффо.
— Вы были знакомы? — спрашивает меня Жози, возвратившись в наш «клуб четырех кресел».
—
— Странно, он говорит, что жил рядом с местом, где находится мой загородный дом. Это совсем маленькая деревушка. Я его никогда не видела…
В течение последующих двух часов я сожалела о том, что съела сэндвич. Тошнота не покинула меня. Я сидела против движения поезда. Сказала Жози, что у меня наверняка гастрит. Муж Жози съел три сэндвича. «У него нет гастрита, это точно», — подумала я.
Он тоже сидел против движения поезда и, казалось, был в прекрасной форме.
~~~
Боль в желудке стойкая! Она меня не покидает. Врач, которого мы вызвали на съемочную площадку, должно быть, ошибся в диагнозе. Уже шесть дней я принимаю выписанные им лекарства. Мой желудок постоянно выворачивается наизнанку.
А теперь добавились и новые проблемы.
Я разваливаюсь.
— У тебя болит живот? — все время спрашивала меня Жози.
— Ох… — морщилась я.
Она видела, что я ничего не могу поделать с этой болью. Вчера она мне рассказала, что у одной актрисы, с которой они вместе снимались в каком-то фильме, была такая же проблема. Ее отвезли в больницу. Через час все прошло.
— В больницу?
— Это лучше, чем глотать одну за другой бесполезные таблетки.
«Через час все прошло».
Жози не из тех женщин, которые не понимают, что происходит. Она догадалась, что у меня, помимо непрекращающейся боли в желудке, еще не все в порядке с животом. К черту гордыню. Я соглашаюсь. Я признаюсь, что, кроме тошноты, у меня еще болит живот, и к этому я не могу привыкнуть. Мучениям не видно конца. Становится все хуже и хуже. У меня в животе кирпич. Нечем гордиться. Но я вынуждена подытожить именно так.
Я ничего не делаю, чтобы помочь себе?
Жози связалась с офисом киностудии. Она поговорила с какой-то дамой, рассказала ей о проблеме. Жози попросила:
— Назначьте прием на сегодняшний вечер после съемок.
Когда она вернулась, я была в своей комнатке.
— Сегодня вечером тебя примут. Мы заканчиваем съемку в семь вечера. Кто-нибудь отвезет тебя в больницу. Врач тебя ждет. Больница «Пон-Вуазен».
В машине, которая меня везет, я говорю себе, что после этого долгого съемочного дня мне бы хотелось заняться чем-либо другим, а не ехать в больницу. Даже ненадолго.
«Через час все прошло…»
Жози меня сопровождает.
— Я чувствую, что тебе будет спокойнее, если я поеду, — сказала она.
Я улыбнулась.
Она меня сопровождает. Мы едем за моим освобождением. Через час все будет в порядке. Все чудесно организовано. Я ничего не уточнила у Жози. У меня нет желания погружаться в этот вопрос.
Я не знаю, что мне будут делать в течение часа. Лишь бы меня избавили от этого кирпича! Ассистентка, которая отвечает за обеспечение нас всем необходимым во время съемок, едет с нами.