Небо в огне
Шрифт:
Подбежали техники, схватили ее под локти, повели.
– Видите - начальник ругается. Здесь нельзя. Женщина не сопротивлялась.
– Павлик… Павлик… - стонала она.
Это было куда страшнее, чем сам ночной полет.
Дезертирую… на фронт
Два самолета, стоявшие в укромном углу за ангарами, вот уже третью неделю привлекают мое внимание. Каждый раз, проходя мимо них на работу, я останавливаюсь. Что за машины, откуда взялись?
Самолеты мне нравились. Это были совершенно
Пытаюсь разгадать его назначение. Если в военном варианте, то это, очевидно, разведчик дальнего действия. Если в гражданском, то почтово-грузовой. Хотя при нужде на нем можно было бы возить и пассажиров. Хорошие машины, что и говорить! Но чьи они, кому принадлежат?
На мои расспросы в порту все пожимают плечами. Известно только, что пригнали их военные летчики. Пригнали и поставили. Вот и все.
Военные? Но почему они тогда стоят на гражданском аэродроме? Странно.
Однажды, идя на работу, я, сделав добрый крюк, зашел посмотреть на самолеты. Ага, наконец-то! Возле них кто-то копался. На бетонной площадке лежали аккуратно сложенные чехлы, стояла тележка с батареей аккумуляторов, и два человека, сидя на корточках под крылом, -что-то укладывали в открытые люки.
Я подошел:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте. Продолжают копаться. Начинаю издалека:
– Скажите, пожалуйста, чьи это самолеты?
Щуплый механик с флегматичным лицом не торопясь вылез из-под машины, разогнулся, расправил под новеньким ремнем складки новенького комбинезона. Очевидно, ему не очень хотелось копаться, или было не к спеху, или он обладал общительным характером, только через несколько минут я уже знал, что моего собеседника зовут Иваном, по фамилии Архангельский, что самолеты этой конструкции принадлежат особой группе связи при Генеральном штабе Красной Армии и что их нужно перегнать в Москву по назначению. Экипажи приехали вчера, но вот беда - с одним летчиком случился внезапный приступ острого аппендицита, и Вася Челышев отвез его в больницу.
Я чуть не подпрыгнул от радости:
– Кто, кто? Вася Челышев?! Среднего роста? Круглолицый? Симпатичнейший, добрейшей души человек? Он?!
– Он.
– Ч-черт побери! Надо же быть такой удаче!
Я и сам не знаю, чему так обрадовался. Васю Челышева я знал, во не очень близко, по Балашовской авиашколе, которую вместе кончали. И обрадовался-то я, пожалуй, не столько Челышеву, сколько тому еще пока не твердо определившемуся в моем сознании обстоятельству, которое благодаря ему, Васе, должно сложиться.
С Челышевым я встретился в тот же день. И вот она - моя судьба!
– Слушай, - сказал Челышев.- Чего ты здесь, в тылу, отираешься? Пошли к нам в группу. У нас хорошо. Интересные полеты. В Ленинград летаем, через линию фронта…
Он неторопливо рассказывал мне про летную работу в группе связи, а я слушал его, затаив дыхание.
– Ну, а с фашистскими истребителями встречаться приходится?
– А как же - часто!
– Ч-черт побери!… Бывают воздушные бои?
– Ну, какие там бои! Удираешь во все лопатки, и все тут. Самолеты-то наши почти не вооружены.
Я разочарованно молчу. Нет, не то. Это не по мне. Удирать не годится.
– Вот у нас был случай, - продолжает Челышев.
– Летел летчик на «ПО-2», генерала вез. Вдруг откуда ни возьмись «мессер»! Увидел, развернулся и с ходу - трррах!
– дал очередь. А нашему-то куда деваться? Лететь нельзя - собьет. Тогда он выключил мотор и сел на лесную прогалинку, которая как раз перед ним оказалась. Полянка ровная. Самолет пробежал и остановился. Выскочили летчик с генералом, хотели в лес бежать. А летчику машину жалко. Он и кричит генералу: «Хватай за хвост, опрокидывай!» Схватили машину за хвост, подняли, поставил на нос, на мотор - «свечку» сделали, - и сами тут же притаились: бежать-то уже поздно. А фриц на второй заход идет. Смотрит - «свечка» стоит и никого нет, никто не шевелится, значит, все - подбил! И ушел.
История эта меня развеселила, и я проникся глубоким уважением к летчику, как видно, в достатке обладавшему находчивостью.
– Ладно, - говорю, - ты меня убедил, и я с радостью пойду служить в вашу группу, но ведь меня отсюда не отпустят!
– Как это не отпустят?
– удивился Челышев.
– Ведь не с фронта идешь, а на фронт. Напиши рапорт, и все тут!
– Подавал, бесполезно.
– Не пускают?
– Удивлению Челышева не было границ.
– А ты знаешь что? Попросись в отпуск. Мол, хочу поправить свое пошатнувшееся здоровье и все такое. А я тебя потихоньку натренирую, и ты полетишь вместо Беляева. Идет?
План Челышева мне понравился, и мы принялись за его реализацию.
Отпуск мне дали охотно, тем более, что стоял февраль. Погода по трассам была плохая, и самолеты почти не летали.
Несколько дней я вместе с бортмехаником (он же и радист) Ваней Архангельским возился возле своего самолета. Изучал его до последней заклепки и с каждым днем все больше и больше проникался к нему любовью и доверием.
Самолет и на самом деле был хорош. Удобная, просторная пилотская кабина, прекрасный обзор, отлично устроенные механизмы уборки и выпуска шасси и закрылков, и, что особенно меня порадовало, - красиво продумана и смонтирована доска с контрольными, аэронавигационными и пилотажными приборами.
Словом, я был по уши влюблен в свою машину, и уже никакая сила не смогла бы меня от нее оторвать.
Наша подготовка подходила к концу. Осталось опробовать машину в воздухе и, составив соответствующий протокол о самостоятельном вылете на новой материальной части, получить в учебно-тренировочном отряде (УТО) отметку в пилотском свидетельстве, без которой я не смог бы отправиться в путь.
Сделать все это было не так-то легко. Ведь афишировать свое участие в подготовке к полету никак нельзя. Любой дежурный диспетчер мог бы поинтересоваться: а какое отношение к этому делу имеет пилот транспортного отряда Узбекского управления ГВФ? Дошло бы дело до начальства - и плану нашему конец.