Небо в зеленой воде
Шрифт:
Далеко за спиной наконец послышались удаляющиеся шаги, и пузырьки во мне дернулись следом за ними, но Я - Элиза вовремя удержала их привычным внутренним усилием. Половины энергии в нас расставались с тем же надрывным нежеланием, с каким Я - Элиза покидала Тео.
Лес, с другой стороны тянущийся прямо к высоким горам, быстро закончился, открывая небольшое поле, которое вывело меня к видневшимся на горизонте постройкам. Воздух имел странный, для Меня - Арины, медовый привкус, очень свежий, очень чистый не забитый ядовитыми выхлопами двадцать первого века. 'Около шести веков назад определенно дышалось гораздо приятнее'.
Всю дорогу по сознанию Я - Элизы пробегали воспоминания о
Перед тем как войти в ворота, руки тщательно спрятали в складках старой юбки яркий подарок. Городок оказался маленьким, но шумным. Вечеряющие сельские улочки гудели множеством разномастных звуков: галдели домашней, еще не кормленой скотиной, бубнили на разные человеческие голоса и жужжали множеством взбудораженных весной насекомых. Я - Арина никогда не отличалась хорошим знанием истории, и в школе, как и в институте, ее терпеть не могла, но, глядя глазами Я - Элизы на проходивших мимо, стоявших поодаль, болтающих и занимающихся своими делами людей, на неказистые старые домишки, на одежду, утварь и природу, решила, что, скорее всего эта жизнь пришлась либо на четырнадцатый, либо на пятнадцатый век, и сейчас я в далеком прошлом одной из Европейских стран. Что это за город, да что там город, хотя бы какая конкретно страна я не имела представления. Мысли Я - Элизы блуждали слишком далеко от столь банальных вопросов, интересовавших Я - Арину, хотя интерес проявлялся как-то не особо охотно и даже вяло. Лишь ледяные глыбы гор, очерчивающие горизонт, что-то смутно напоминали, что же именно, понять, пробившись через мысли Я - Элизы, не удавалось.
Встреченная пожилая женщина, неопрятная и очень толстая, помахала мне рукой, и я кивнула ей в ответ. Я - Элиза мысленно обозвала ее гадиной и, погрустнев, вспомнила про какую-то разбитую тарелку, но затем снова улыбнулась, быстренько вернувшись к образам краснолицего юноши, то наклоняющегося к губам, то пытающегося толкнуть сухой буковый листок.
Странная это была прогулка, я, будто запертая в клетку, сидела внутри непослушного тела, и, думая на два голоса, рассматривала окружающий мир, знакомый и незнакомый одновременно. Завернув куда-то на менее оживленную, чем предыдущие, улицу, Я - Элиза закрутила волосы в тугую косу и спрятала под вытянутый из-за пазухи странный головной убор, представляющий собой нечто вроде капора из домотканого жесткого полотна. Через пару улиц прошла во двор внушительного дома.
Проблески мыслей, не забитых Тео, рассказали о том, что Я - Элиза служит у богатой вдовы, стирает, моет полы, убирает комнаты, в общем, выполняет обязанности служанки. Хозяйка, увлеченная поддержанием своей увядающей красоты, живет с маленькой дочкой. Платит всегда хорошо и исправно, за неповиновение или оплошность орать способна так, что слышит весь городок, может и пощечиной наградить.
Сегодня до обеда Я - Элиза переделала все, что поручили, специально проснувшись в три утра, но это могло не помочь уберечься от праведного гнева хозяйки за долгое отсутствие.
Я зашла в дом, и по темному коридору направилась в кухню. Там верткая пухленькая женщина, мастерски управляясь с домашней утварью, колдовала над чем-то, судя по умопомрачительному запаху, жутко вкусным. Обратив на меня внимание, она всплеснула руками, и чуть не выронила деревянную ложку.
– Элиза, где ты была?
– выпалила она. Мягкий голос с добродушными интонациями навевал воспоминания о заботливых тетушках из фильмов.
– Меня искали?
– игнорирую вопрос, задала я свой.
– О, слава Богу, нет, она направилась к ювелиру, и Марису потащила с собой.
Я - Элиза вздохнула с облегчением, трепка на сегодня отменялась.
– Так где тебя носило?
– хитро улыбнувшись, продолжала вопрошать собеседница.
– Ну не спрашивай у меня, пожалуйста, ни о чем. Считай, что я гуляла.
Не хотелось посвящать женщину в свое сокровенное, хотя я испытывала к ней искреннюю симпатию. Разница в возрасте в пятнадцать лет не мешала нам быть друзьями. И все же связь с Тео могли вызвать ненужные толки. Я - вдова, а он гораздо моложе, чтец и возможно будущий священник.
Я - Элиза не столько боялась осуждения людей в свою сторону, сколько опасалась длинных языков в городе, способных помешать ее обожаемому юноше в достижении достойного будущего. Став когда-нибудь священником, он сможет вести более легкий и спокойный образ жизни.
– Девочка, не гневи бога, надеюсь, ты не с мужчиной проводила время. Могут пойти ненужные разговоры. Ты же знаешь, что окажешься под надежной защитой, только выйдя замуж. Мясник без ума от тебя, он мог бы составить хорошую партию, не пришлось бы корячиться на нашу сумасшедшую.
Собеседница тараторила очень быстро, собирая слова в почти неразборчивый комок. Я - Элиза же спокойно воспринимала эту странную особенность.
– Если забыла, то я тебе напомню, что была замуж, и больше не хочу.
– Короткие три дня, и вдова уже долгие тринадцать лет, - она налила в миску душистую похлебку и поставила передо мной.
Я села за грубо сколоченный деревянный стол и принялась за еду. Варево, горячее и жирное, из овощей, неопознаваемых корнеплодов и зелени слегка обожгло небо. 'Неплохо, кажется, это из репы и картофеля', - с облегчением подумала Я - Арина, поскольку с тех пор как оказалась на обширной допотопной кухне, лишь одна испуганная мысль тщательно старалась пробиться на поверхность, о том, что, возможно, в теле Я - Элизы придется есть какую-нибудь несусветную гадость, к примеру, потроха или засиженную мухами кашу. Но мои опасения, к счастью, не оправдались. Несмотря на то, что на дворе стояло глухое средневековье, кухня хоть и темная, радовала чистотой, с выскобленными на славу деревянными полами и практически стерильной на вид посудой без следов насекомых. Я - Элиза, зачерпывая горячую жидкость ложкой, ела.
– Разве тебе не хочется оказаться под защитой сильного, надежного мужчины? Мужняя жена всегда лучше одинокой женщины, а теплая кровать удобней твоей подстилки на чердаке, - внушала старшая подруга.
– Три дня были самыми 'счастливыми' в моей жизни, и вот уже тринадцать лет я никак не могу от них отойти, - ответила, хихикнув, Я - Элиза, успешно увернувшись от вопроса.
– Элиза, послушай меня, я не пожелаю тебе плохого. Вспомни площадь, вспомни тех женщин, наверное, почти все они заслужили кару, но ты же помнишь Эмму, она и мухи в жизни не обидела, а ее поволокли туда как исчадье ада. Кто-то что-то ляпнул священнику, и вот результат, а все потому, что одинокая никому не нужная, имелся бы муж смог бы отстоять, защитить.
Я - Элиза, затихнув, отложила ложку, из глубин сознания бурей поднялись болезненные, но плохо различимые образы: перекошенные женские лица, противное обрюзгшее мужское, выплевывающее смертельные обвинения, и крики, ужасающие крики со всех сторон, от них не скрыться, ни на соседней улице, ни на другом конце города, они слышны повсюду. Я - Элиза повела головой, как бы стряхивая с себя неприятное, впаянное в мозг, воспоминание.
– Не думаю, что муж смог бы тогда помочь Эмме.
Марта тихо вздохнула, думая о своем, а затем, прервав невеселые размышления, снова обратилась ко мне: