Небо в зеленой воде
Шрифт:
– Я не употребляю алкоголь в это время суток.
Но я уже почти не слушала возражений.
– Тео, пойми, что-то наверняка есть, что-то, за что можно зацепиться и потянуть дальнейшие умозаключения.
Я даже не заметила, как назвала его старым именем, и только когда он поморщился, поняла свою оплошность.
– Где ты была...?
– Где ты был...?
– проговорили мы одновременно, видимо подумав об одном и том же.
– Спрашивай первая, - засовывая руки в карманы брюк, милостиво разрешил он.
– Где ты жил в самой первой жизни? И когда?
Его отчего-то поразил мой вопрос.
– В самой первой? Ты что, ее сегодня вспомнила?
– Даже и не знаю. Очутилась в Древнем Египте.
–
– Настойчивость в его голосе показалась мне, по меньшей мере, странной.
– Не помню я вторую.
Надломленные черные брови удивленно поползли вверх.
– Как ты умудрилась перескочить в воспоминаниях через жизнь?
– Не имею представления, - задумавшись, проговорила я, обмозговывая пришедшую неизвестно откуда мысль.
– Послушай, а с чего ты взял, что мы рождались всего пять раз?
Даниэль немного помедлил, прежде чем ответить, кажется, догадавшись, в каком направлении движутся мои размышления.
– Очень просто, больше я ничего не вспомнил и, отвечая на твой предыдущий вопрос, могу сказать, что первую жизнь провел охотником одного из древних кочевых племен, обитавших на материке Южная Америка, точнее скоординировать не получится. Когда? Вопрос еще сложнее, судя по орудиям труда и весьма примитивной структуре общества, где-то до нашей эры.
– Может, была еще жизнь до этого? Возможно, ты еще не вспомнил.
– Я со скрытой надеждой ждала продолжения, но он, задумавшись, сжал губы и, наконец, когда терпение почти лопнуло, все же удовлетворил мое любопытство.
– Не думаю. Начиная с четырнадцати лет приблизительно раз в два-три года память подбрасывала мне воспоминания о еще одной из моих прошлых жизней, всего их, как ты знаешь, оказалось четыре. Я вспомнил первую одиннадцать лет назад, и с тех пор ничего. Было бы что-то еще, уже давно бы вспомнил.
Логика в его умозаключениях определённо присутствовала.
'Получается, для меня все началось именно в Древнем Египте. Значит нужно вспомнить самое начало моей первой жизни, если, конечно, душа способна воспроизвести память младенца. В первом рождении, скорее всего и кроется разгадка'.
– Несмотря на то, что я содрогалась при одной лишь мысли о возвращении в оболочку Я - Этхи, решила сегодня же попробовать погрузится снова в Древний Египет.
– 'Чуть позже, когда справлюсь со страхом и смогу отпустить Даниэля', - уговаривала себя я. И тут появилось странное навязчиво-неприятное чувство, будто-то я что-то упустила в своих рассуждениях. Еще раз мысленно пробежавшись по собственным выводам, внезапно поняла чего именно не хватает и незамедлительно озвучила вопрос:
– Ты говорил, что после первого погружения в прошлую жизнь можно возвращаться в любой ее момент. В теории понятно, на практике отнюдь. Так как мне повторно нырнуть, например, в восемнадцатый век?
Англичанин вздохнул, немного раздраженно, с примесью превосходства.
– Ты хочешь получать вербальные объяснения, а между тем, достаточно только прислушаться к внутренним ощущениям, к энергии внутри себя. Погружаться в прошлое ты можешь, опираясь на заложенные инстинкты, они не имеют ничего общего с человеческим телом, а являются частью твоей сущности. Их невозможно отключить, надо просто им следовать, это как езда на велосипеде - ты умеешь, и разучиться нельзя.
Я нахмурилась, у меня не было желания к чему-то там прислушиваться, понять хотелось прямо сейчас. Даниэль недовольно скривил губы, но объяснение все же последовало:
– Самое простое, это представить ту ситуацию и то место прошлой жизни, в которое ты первый раз погрузилась, и присоединить к этому желание туда попасть. Звучит коряво, но ты попробуй, все более чем просто.
– Так... Понятно, хотя и не все. Ну, допустим, таким образом смогу попасть в тот момент прошлой жизни,
– Господин Вильсон плотно сжал губы, превращая их в едва заметную линию.
– Как мне попасть в те периоды прошлых жизней, в которых я еще не была?
– В мыслях всегда множество воспоминаний и образов прошлого. Когда ты погрузилась, к примеру, в пятнадцатый век, весь мыслительный процесс Элизы был у тебя как на ладони, она, то есть ты - прошлая наверняка прокручивала в голове моменты своей жизни, лелеяла прекрасные воспоминания, отбивалась от навязчивых негативных.
– Мой собеседник вопросительно поднял бровь.
– Ммм...
– попыталась я воскресить в памяти то, о чем он говорил.
– Пожалуй.
– Дом умершего мужа, то, как встретила на площади Тео, да много всего. Картинки разбуженного прошлого так и замельтешили у меня в голове.
– Ну вот, сосредоточься на любом из фрагментов воспоминаний Элизы, и попадешь в период прошлого, из которого он тянется. А там найдутся свои воспоминания, благодаря которым ты выудишь другие фрагменты. Получается, что первичное погружение в одну из жизней это путешествие как бы вглубь времени, а воскрешение в памяти всех событий отдельно взятой жизни, это изучение вширь. Каждое из событий жизни отражается в воспоминаниях, и ты следуй как по ниточкам от воспоминаний к событиям.
Надолго задумавшись, я пыталась уложить в голове голую теорию, представить, как можно ее использовать на практике и, споткнувшись о собственные размышления, издала разочарованный вздох. 'Получается, что путешествие в детство Я - Этхи откладывается на неопределенный срок, слишком уж рьяно в Древнем Египте я блокировала воспоминания о детстве, а значит, к нему придется идти долгими окольными путями'.
В дверь постучали, не дав мне закончить мысль. Портье принес чай, и пока сервировал маленький столик у кресел, исподлобья с любопытством разглядывал моего гостя, я, проследив за его взглядом, сама еще раз попыталась беспристрастно оценить англичанина.
Эта жизнь приукрасила его, сделав привлекательней возлюбленного ведьмы из средних веков. Высокий рост, широкие плечи, дорогие вещи, стильная стрижка, а лицо, похоже, создавалось с особой тщательностью, словно генетическую колоду тасовала неординарная рука, я не часто встречала такие лица. Знаете, бывают ослепительно красивые люди с правильными чертами, голливудской улыбкой и безукоризненной матовой кожей, они вызывают разные эмоции, у некоторых захлебывающийся восторг, у других черную зависть, у меня лично ощущение какой-то слащавой приторности и стандартной клонированности. Есть другая порода лиц, карикатурно некрасивых, асимметричных, словно грубо вытесанных из подручного дешевого материала, но чаще всего именно с ними связанно маленькое волшебство, стоит человеку слегка улыбнуться, поднять добрые всепрощающие глаза, окатить жизнерадостной задорностью, и лицо преображается, как по взмаху волшебной палочки, становится прекрасным и притягательным. Я предпочитаю вторые, ввиду их исключительной индивидуальности. Лицо господина Вильсона входило в совсем другую группу, встречающуюся на моем пути обидно редко. Оно не вызывало восхищенного ступора с первого взгляда, а остро высеченные черты даже отталкивали, но одновременно появлялось желание рассмотреть его получше, оно притягивало взгляд, в нем присутствовала спокойная абсолютная уверенность, балансирующая на грани непомерной гордыни, нечто, присущее высокородным людям прошлых веков, с большими соблазнами и пороками за душой. Хотелось вглядываться в него снова и снова, пытаясь нащупать переход от мертвенного пустого равнодушия до интригующей загадочности. Такие лица не обретали популярность в нашем мире, не вызывали трепета и слюноотделения у женщин, такого рода загадки не всем по зубам, но их носители при этом никогда не оставались одиноки.