Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
В семьдесят седьмой квартире еще три семьи, если считать за семью одинокого Олега Оскаровича Кукса. У него, кроме звонка, персональная щель для почты. Над щелью строгое предупреждение:
ТОЛЬКО О. О. КУКСУ
Есть на дверях и внушительный короб, сплошь заклеенный заголовками газет. Их доставляют лектору-международнику Евгению Павловичу Наливайко. Другие жильцы удовлетворяются общим почтовым ящиком. Рябиковы получают "Ленинградскую правду", Рита выписывает "Смену", в которой ее тетя любит читать статьи на моральные темы. Августа Яковлевна каждый год подписывается на вечернюю газету.
Напротив квартиры № 77 — квартира № 78. На добротно обитых клеенкой дверях нет никаких надписей, кроме врезки: "Для писем". Из дверей часто слышатся тугие звуки разучиваемых на виолончели гамм.
Здесь, в отдельной квартире, с женой и единственным сыном Толиком живет доцент Бобро.
Мария Гавриловна и Рита
Первой в квартире № 77 поднимается Мария Гавриловна. Никаких будильников при этом ей не требуется. Мария Гавриловна сама себе безотказный будильник.
Просыпается она от старушечьей бессонницы около семи часов. Будь на улице весеннее звонкое солнце или декабрьская синь, Мария Гавриловна не считает даже нужным сверять время со старыми часами-домиком, которые скрипят над ее головой.
Так же безошибочно, не заглядывая в окно, она сообщает о том, что делается на улице:
— Пятки у меня захолодали — зимно сегодня.
При помощи своих чувствительных частей тела Мария Гавриловна не только догадывается о настроении погоды, но и предсказывает ее наперед.
Прогнозы всегда коротки и категоричны. Ломит у Марии Гавриловны спину — будет ненастье. Заноют коленные суставы — ждите дождя. Бывают предсказания и более научные:
— Нынче с ночи в ушах свинец. Давление… Не иначе жара идет, — объясняет старуха.
В ту минуту, когда Мария Гавриловна, спуская с кровати свои ноги-градусники, делает первое заключение о погоде, ее племянница Рита еще лежит на кушетке с плотно сомкнутыми ресницами.
Она слышит все, что говорит тетка. Слышит стоны пружин и шарканье тапок по полу — слышит и спит.
Рита вернулась поздно. Весь вечер она танцевала в Доме офицеров. Рита не выспалась, а нужно вставать, есть и бежать на работу.
Ничего не поделаешь. Длинные ресницы наконец разжимаются, и открываются быстрые серые глаза.
Два спортивных рывка, и Рита уже одевается. Делает это она заученно и точно, хоть хронометрируй.
Чулки пристегиваются к резинкам с неуловимостью действий манипулятора, причем точность положения шва можно проверять по отвесу. Ступни ног сами находят туфли и ловко влетают в них. Облачение в юбку с застежкой-молнией отнимает секунды. Два-три взмаха гребня — и вечерний начес высотой с уланскую каску превращается в скромную прическу. Пятиминутное пребывание в ванной, совсем немного времени на завтрак, и Рита, одетая в легкое пальто, с толстой книгой под мышкой, уже спешит на трамвай к Литейному.
Это торопится на завод Рита дневная.
Рита дневная внешне очень скромна. Даже, можно сказать, неприметна. Забившись в передний угол второго вагона, она привычно "голосует" карточкой и, если удается сесть, немедленно уходит в книгу.
Читает Рита все, что ей попадается. Непременное требование при этом, чтобы книга была потолще и "про одно". Коротких рассказов она не признает и авторов их не считает за писателей. Если роман увлекает Риту, она забывает обо всем и порой едва успевает вовремя выскочить из трамвая.
На заводе Рита на хорошем счету.
Руки ее монтируют телевизоры. Десятки разноцветных проволочек следует надежно прикрепить на свои места. Рита любит эту работу и делает ее весело. Наверное, так в старину девушки любили рукоделие. И так же, как когда-то, вышивая, мастерицы пели, Рита напевает на конвейере. Без паузы, как в магнитофонной записи, песни летят одна за другой: "Бродягу" сменяют "Парни всей земли", за ними следует "Морской дьявол".
Иногда Рита успевает закончить операцию раньше, чем к ней придет следующий аппарат. И тогда, словно в самом деле тонкой вышивкой, она любуется сложным лабиринтом телевизионных артерий.
Дневную Риту нужно помещать на обложки молодежных журналов. Оперативные газетчики могут писать о ней производственные очерки.
Но есть и другая Рита — Рита вечерняя.
Рита вечерняя начинается после шести часов. Перед стенным зеркалом, которое помнит отражение еще молоденькой Марии Гавриловны, Рита терпеливо восстанавливает вчерашний начес. Несколько позже ее чудо-сооружению будут завидовать на танцах.
Вечерняя Рита любит модно одеваться. Она из тех девчонок, которые, соорудив себе платье "из ничего", бывают довольны, когда их оглядывают на улице.
Больше всего Рита вечерняя любит танцы. Ради того, чтобы попасть на них, готова ехать на край города и отстаивать длинную очередь в кассу "Мраморного зала".
Вместо толстого романа у вечерней Риты завернутые в газету туфельки на каблуках-гвоздиках. В трамвае эта Рита никогда не садится, чтобы не помять накрахмаленной юбки.
Дневная Рита на заводе ест все, что посытней. Вечерняя пьет только молоко с печеньем. Она бережет фигуру и не без тревоги измеряет окружность своей талии.
На этажерке у дневной Риты среди немногих книг увесистый том "Молодой гвардии" и биография Софьи Перовской. Над кушеткой, где засыпает Рита вечерняя, открытка — Тихонов в роли мичмана Панина — и вырезанная из польского журнала фотография рыжей Бабетты.
Дневная Рита порой сокрушается о том, что идет время, а она не учится. Рита вечерняя, возвращаясь с танцев, думает о том, чтобы не ушли годы, пока можно хорошо выйти замуж. Потом она стирает губную помаду и тушь с ресниц и укладывается спать.