Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
— За что все-таки ты била ее? — спрашивал он дочку.
— За то, — следовал короткий ответ.
— Но все-таки за что же?
— За дело. Она знает.
— Она знает. Но мы тоже хотим знать, — терпеливо вмешалась Аня.
Тоня молчала.
Уравновешенный и спокойный Петр Васильевич начал терять терпение.
— Но, упрямая ты девчонка! — неожиданно вспылил он. — Не могли же вы драться просто так. Что случилось? Из-за чего?!
— Не скажу, — вдруг твердо произнесла Тоня.
— Не скажешь?
Тоня молча помотала головой.
Петр
— Как же ты можешь не говорить отцу, когда он тебя спрашивает? — положив руку на плечо девочке, попробовала добиться от нее признания Аня.
Но ответа не последовало.
Походив по комнате, Рябиков остановился и, глядя на Тоню, строго сказал:
— Если ты не хочешь говорить, значит, ты виновата.
— Пусть, — кивнула Тоня, и губы ее сжались.
— Хорошо, — продолжал Петр Васильевич, стараясь казаться спокойным. — Я больше не хочу с тобой разговаривать.
Глава 21
УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ
Список проступков Тони был велик.
Испачкала чужие сапожные щетки.
Увела со двора детей. Дети вымокли и могли получить воспаление легких.
Испортила чужой полотер.
Приносила домой щенка. Щенок оказался уличной собакой. Он подрался с Василисой и разбил любимую чашку Марии Гавриловны.
Посланная за батоном, пропадала целый час: смотрела, как "разрезали" асфальт. Ане пришлось бежать на улицу разыскивать ее.
Пускала мыльные пузыри из пластмассовой ванночки Кукса. Ванночка потерялась. По всему коридору шли мокрые следы.
Привела домой подруг. Съели не только купленные для нее яблоки, но и все котлеты, которые были приготовлены на два дня.
И еще многое. Но последнее — избиение девочки неизвестно за что — квалифицировалось уже как хулиганская выходка.
Аня попробовала было говорить с дочкой по-своему:
— Ты ведь у нас умница. Мне ты скажешь, что же у вас там случилось. Ведь у нее кровь из носа шла.
Но Тоня упорствовала, и Аня решила взять дочь суровостью. Отношения их с этой минуты не выходили за рамки бытовых забот. Аня говорила: "Садись кушать", "Иди вымой руки", "Убери со стола", "Ложись спать". Тоня все выполняла точно и молча.
В их комнате больше не слышалось смеха. Стало тоскливо.
В квартире все, кто как мог, старались помочь воспитанию своенравной девочки.
Мария Гавриловна наступала:
— Вон оно, смотри — мать от тебя плачет. Мыслимо ли, хуже мальчишки, в драку… А с тобой всё по-хорошему. Нас отец, бывало, розгами… Мы и знали, как старших почитать.
— Теперь детей не бьют, — сказала Тоня.
— А раз не слушаешь… Вот и растете хозяевами. Не стану с тобой телевизор смотреть…
Ольга Эрастовна сказала:
— Я думала, ты хорошая девочка. Хотела тебе сделать к Новому году подарок. А ты смотри какая оказалась. Мало что не слушаешь взрослых, так еще и дерешься.
— А мне
Даже Наливайко перестал с ней шутить и, встречаясь с Тоней, смотрел на нее печально и вздыхал.
И только Василиса по-прежнему, мурлыча, терлась о Тонины ноги. Но много ли наговоришь с Василисой!
Так и шли дни.
А Тоня молчала и считала себя правой. Правой, что бы там все взрослые, сколько их есть, ни думали. А говорить она никому не станет, что бы они с ней ни делали. Вот если была бы Рита!..
Глава 22
ТОНЯ ИСПРАВЛЯЕТСЯ
До зимних каникул оставалось недолго.
Понемногу забывалась история с учиненной во дворе дракой. Тоню туда гулять больше не пускали. Да она не особенно и стремилась. На улице было сыро и холодно. На душе Тони невесело.
Притихшая после всех прегрешений, она решила стать хорошей. Без напоминаний отправлялась спать и готовилась удивить всех отметками.
В квартиру № 77 пришла открытка. Ниже адреса значилось: "Для Тони".
На одной стороне открытки были бушующие зеленые волны. Над волнами на фоне бледного неба летали чайки. На другой — марка с кремлевской башенкой и Ритино письмо, написанное маленькими печатными буквами:
"Милая Тоня!
Я по тебе соскучилась. Это снято здешнее море. Оно холодное. Еще холодней нашего. Мы живем у самой бухты. Тут красиво. А чайки летают к нам на балкон. Корабли уходят в море и гудят нам: "До свиданья!" А с моря пахнет рыбой. Скоро начнутся северные сияния. Говорят, они очень красивые. Вот бы нам посмотреть с тобой вместе! Помнишь, ты рисовала? Когда-нибудь приедешь — увидишь все сама. Учись хорошо и слушай маму и папу. Всем передай привет.
Рита".
Дальше был Ритин адрес, а еще ниже мелко напечатано: "Мурманск. Баренцево море".
Открытка Тоне понравилась. Особенно чайки и море. Она ее носила показывать в школу, а потом решила прикрепить над своей кроватью. Но если повесить так, чтобы смотреть картинку, — не видно Ритиного письма, а повесить наоборот — пропадают море и чайки. Тоня подумала и привязала открытку к спинке кровати над головой. Получилось так, что можно было смотреть на море, а потом повернуть и читать то, что написала Рита. Хотя письмо вместе с адресом Тоня запомнила наизусть.
И опять становилось жаль, что в квартире нет Риты и не с кем потихоньку посмеяться над Куксом или, сидя рядом, почитать книжки.
А тут еще неожиданно отправилась в Москву Августа Яковлевна. Вдруг она вспомнила, что давным-давно не бывала у своих столичных племянниц и не видела нового чудо-дворца, выстроенного в стенах Кремля.
Уехала Августа Яковлевна незаметно, как всегда уходила из дома. На дверях ее комнаты новис замок, который имел символическое значение, потому что любое из колец, на котором он держался, могло быть вынуто самым незатруднительным способом.