Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
Как только вернулась домой Мария Гавриловна, Тоня бодро сообщила ей:
— А мы чудище на лом сдали!
— Какое чудище?
Мария Гавриловна вынула ключ и стала отворять свою комнату.
— Августы Яковлевны кровать с шариками.
— Так она что же, вернулась уже?
— Как же она вернется? Ее на тележке увезли.
— Кого?! — Мария Гавриловна испуганно обернулась.
— Кровать железную.
— Фу ты! Да я тебя про Августу спрашиваю.
— А, она… Нет, еще не приехала.
— Кто же кровать-то увез?
— Мальчишки. Я им отдала.
Мария Гавриловна не сразу поверила тому, что говорила Тоня. Она зажгла свет и осмотрела опустевший угол.
— Это как же так? Неужели увезли? Кто же тебе велел?
— А никто. Она давно сказала, что это чудище ей надоело. Она хотела, чтобы кто-нибудь помог выбросить. А мы не выбросили, а сдали в утиль. А теперь его переплавят, и будет трактор.
— Господи! — Мария Гавриловна всплеснула руками. — Выходит, ты, Антонина, чужое имущество на свалку отправила?!
— Не на свалку, а в утиль! — поправила ее Тоня.
— И дома никого не было?
— Не было никого. Мы всё сами. Знаете, какая она тяжелая! Взрослым и то бы не снести. Одному мальчику чуть ногу не придавило.
Но Мария Гавриловна уже не слушала Тоню.
— Ой, девчонка, девчонка, что же ты наделала! — причитала она.
Это было только начало новых неприятностей. А потом пошло.
Вернулась с работы Аня.
— Как же ты это могла додуматься, Тоня?! — горько воскликнула она. — Что же теперь мы Августе Яковлевне скажем?
Хотя Тоня и почувствовала, что произошло неладное, она никак не могла понять, в чем теперь виновата: она только хотела помочь Августе Яковлевне.
Явился к обеду Петр Васильевич, узнал о происшедшем, даже не стал ничего говорить. Строго спросил:
— Ты не знаешь, в какой пункт они ее свезли?
Но так как Тоня об этом понятия не имела, он велел ей не уходить, а сам сразу же оделся и ушел из дому.
Вернулся он скоро. Сбросил пальто и сообщил:
— Кровать эту чертову куда-то дальше из пункта приема успели отправить. Теперь ищи-свищи.
Молча пообедав, Петр Васильевич отправился на работу.
А Тоня думала про себя, что, когда из Москвы вернется Августа Яковлевна и похвалит ее, — все станут у нее просить прощения, что зря ругали.
Глава 23
ДО СВИДАНЬЯ, МАМА С ПАПОЙ!
Была у Петра Васильевича тетка Прасковья Федоровна, по-семейному — просто тетя Панюша.
Панюша жила в поселке Тайцы, минутах в сорока с лишним езды по Балтийской дороге. Там у ее мужа, отличного плотника, когда-то был собственноручно выстроенный добротный дом. Дом сгорел во время войны. Муж Прасковьи Федоровны умер. Время раскидало детей. Панюша одна коротала свой век в Тайцах.
По-старушечьи нетребовательная, жила она в маленькой комнате с кухонькой и подобием веранды. Летом сдавала неказистое жилье дачникам, сама перебиралась в оклеенный изнутри обоями сарайчик, с окошечками величиной в тетрадку.
Раза два в год, по теткиным праздникам, Петр Васильевич и Аня наезжали к ней в гости. Привозили нехитрые подарки: ситцу на платье или какой-нибудь платочек. Иногда Панюша, захватив "своего" лучку или морковки, наведывалась в город, пила чай, рассказывала тайцевские новости. Потом, бестолково потолкавшись по универмагам, снова уезжала к себе.
На зимние каникулы было решено отправить Тоню к тете Панюше.
Девочке хорошо побыть две недели на воздухе — рассудили Аня с Петром Васильевичем. В свободные дни они станут посещать дочку, заодно выполняя свой родственный долг перед теткой.
Про себя каждый из них еще подумывал о том, что все-таки надо увезти Тоню на некоторое время и дать соседям привычно пожить в квартире. Тем более трудно надеяться на спокойствие в каникулы, когда Тоне придется подолгу оставаться одной.
В отсутствие дочки Петр Васильевич и Аня собирались подвести итоги прожитого втроем времени и выработать дальнейший план воспитательных мер.
Мысль повезти девочку за город нравилась обоим. Говорили об этом полушепотом, ночью, когда Тоня крепко спала.
И вдруг Аня тихо сказала:
— А ведь скучно без нее станет. Привыкла я. Бегает рядом, делает что-то свое.
Аня не видела, как счастливо улыбнулся ее словам муж. Кашлянув, Петр Васильевич произнес тоном умудренного в родительском деле человека:
— Ну, ну… Придется и расставаться. Не все вместе. А летом… Лагеря или что. Не станешь же ты держать ее при себе в городе. Вернется, я ее в цирк на елку поведу.
И Аня, вздохнув, умолкла.
Тоне так и объявили, что она поедет на каникулы в Тайцы к тете Панюше. Будет там дышать воздухом и ходить на лыжах.
Тоне не хотелось уезжать. Куда лучше оставаться в городе. Но возраженья были бы напрасны. Все равно ее никто не послушает. Взрослым ничего не докажешь.
С тетей Панюшей она была знакома. Эта толстая тетка в сером платке уже приезжала при Тоне в город. Ане нужно было куда-то выйти. Она оставила их вдвоем. Прасковья Федоровна пила чай и поглядывала на Тоню. Потом вздохнула и сказала:
— Сирота ты моя горемыкая.
Тоня не знала, что такое сирота, но поняла, что тетя Панюша ее жалеет, и ей это не понравилось. Ехать к тетке Панюше в Тайцы у Тони не было желанья.
Шли последние дни декабря. Зима не установилась. Словно желая скрасить унылые сумерки, по вечерам зажигались убранные к празднику витрины магазинов.
И вот настал последний день занятий. Темнело теперь рано, и Тоня вернулась из школы, когда за окнами уже сгущалась густая синева. В квартире она не застала никого. Гуляла где-то и Василиса.