Нецензурное убийство
Шрифт:
Закшевский подошел к окну. Посмотрел во двор и уселся на узкий подоконник. Потом отвернулся и глянул исподлобья на Мачеевского.
— Я этого ожидал. В конце концов все равно из тебя вылезет мент, Зыга. У меня есть еще кое-что, но после этого мы будем квиты.
— Говори!
— Я уже позвал Гайеца на водку. Сегодня вечером в «Выквинтной». Можешь пойти со мной, с твоей физиономией ты будешь там в самый раз.
— Спасибо за доверие, Юзек. — Мачеевский стряхнул пепел с папиросы и закрыл блокнот.
— И этим я закрою долг, — твердо сказал Закшевский.
— Если меня Гайец не разочарует. А впрочем, поболтаем… Во сколько?
— В семь. Будь чуть пораньше
Мачеевский уже застегнул было пальто, но, подумав, снова опустился на край стула.
— Еще один вопрос. Ты долго работал у Тромбича?
— Больше года, но знаю его года четыре. А что?
— Как раз! А что ты мне скажешь об этих его мальчиках?
— Зыга! — засмеялся редактор. — Тут нет ничего общего с тем, что ты подумал. У него это всего лишь невинная слабость, как для некоторых лошади или пуделечки. Он их берет, можно сказать, с улицы. Из нищих семей, которые сами с трудом могут сосчитать, сколько у них ртов кормить надо. Одевает, посылает в школу, кормит, учит есть ножом и вилкой. Через три-четыре года теряет интерес, но мальчик уже имеет какой-никакой старт. Петрек сейчас работает у Плягге и Ляшкевича младшим чертежником. Фелек в офицерской школе. Этот новый, Франек, еще учится.
— И что? За просто так?! Логично было бы, если они должны ему чем-то платить. Задницей?
— Нет, Зыга, ни в коем случае. Я с ними разговаривал, и если бы он что-то такое делал, я лично бы надавал Тромбичу по морде. Невинная слабость. Не знаю, что там сидит в Тромбиче, но в отношениях с людьми он прямо-таки душа-человек. Не было такого случая, чтобы не одолжил денег или не дал аванса.
— Ну тогда до свидания, до без чего-то семь, товарищ Закшевский. — Мачеевский поднял руку в пролетарском приветствии. — Не дай схватить себя ментам.
— Говорите, пан доктор, такой артист? — спросил Зыга.
— Как я уже сказал, точнейший удар прямо в почку, — донеслось из трубки. — Вонзил нож и повернул, знал, что надо делать. Если артист, то в области хирургии.
— Да, благодарю вас, до свидания. — Младший комиссар положил трубку.
Крафт закончил приводить в порядок протоколы, то и дело поглядывая на часы. Мачеевский перевел взгляд на свой стол, заваленный заметками. Вернувшись со встречи с Закшевским, он пытался разгадать, кто мог быть заинтересован в том, чтобы погибли два человека, один их которых в газету писал, а другой из нее вычеркивал.
Да, Зельный, хоть и… зеленый — младший комиссар улыбнулся этой ассоциации, — был прав. Если бы один убил второго, тут все ясно. Но только если редактор цензора, не наоборот.
Снова зазвонил телефон и оборвал размышления Мачеевского. Зыга схватил трубку, в надежде, что это кто-то, кто сознательно или случайно наведет его на какой-нибудь след. Может, благодарный Тромбич, который что-то вспомнил… Но звонил Леннерт.
— Работаете, пан полицейский? — пошутил он. — Что скажешь насчет небольшого мордобоя послезавтра на рассвете?
— Идет, Стах, — согласился Мачеевский. — Раннее утро — лучшее время для нокаута.
— Что-то у тебя голос неуверенный, — заметил приятель. — Расследование не складывается?
— Та нет, ясновельможный пане, но Бог даст, все сладится, — прошипел Зыга, пародируя простонародный говор.
— Несмотря ни на что, до свидания?
— А как же, салют!
Младший комиссар вернулся к своим бумагам. Выписывая в очередной раз известные факты и соединяя их все более затейливыми линиями, он пытался разгадать тайну связи между Биндером и Ежиком. По-прежнему все указывало на газету — цензор, хочешь не хочешь, был одним из первых ее читателей и в определенном смысле тоже редактором. Да, но какой номер наведет его на след? Какой текст? Что в нем надо искать?
Варшавская и немецкая полиция, если верить «Экспрессу», бежали как на пожар к Пороницу, уважаемому астрологу, набожный Крафт, возможно, просил о весточке Господа Бога или испытывал озарение, читая Библию в кругу семьи. Каждый следователь наверняка имел свои привычки, причуды или предубеждения. Мачеевский верил в геометрию, в ней все обретало какую-то форму, преобразовывалось в формулы или графики: статистика преступлений, движение народонаселения, раскрываемость… Таким графиком становится даже голос Керупы [29] или Пятая Симфония, если смотреть на их отображение в осциллоскопе [30] . Графиком — факт, очень сложным — являются и папиллярные линии. Наверняка когда-нибудь можно будет обработать осциллоскопический график записанных фраз и определить, один и тот же человек это сказал или нет. Да, несомненно, у следственной полиции лучшие годы еще впереди. Даже странно, что какой-нибудь, например, Фриц Ланг не снял об этом фильм! Зельный смог бы тогда пойти в кино, пообжиматься с очередной девицей и одновременно зачесть себе подготовку по криминалистике!
29
Ян Виктор Керупа (1902–1966) — знаменитый польский певец (тенор) и актер. — Примеч. пер.
30
Прибор для визуального наблюдения электрических импульсов, предшественник осциллографа, в котором применяется электронно-лучевая трубка. — Примеч. пер.
Снова зазвонил телефон.
— Мачеевский, слушаю, — буркнул в трубку Зыга.
— Добрый день, пан комиссар, — услышал он милый женский голос. — Меня обокрали. Некто со сломанным носом украл мое сердце и почти неделю не отзывается.
— Ружа, я очень рад, что ты позвонила, — солгал младший комиссар, машинально перекладывая трубку в другую руку, подальше от Крафта, который сидел, склонившись над бумагами. — Но ты меня извини, я не могу разговаривать. У меня сейчас… совещание.
Удивленный заместитель поднял голову.
— А, ну желаю приятно провести время. — Ружа, слегка обидевшись, положила трубку.
Зыга снова сосредоточился на своих мыслях. Он чувствовал — увы, только чувствовал, — что обе смерти как-то связаны, но… Ну конечно, нет трупа без мотива. Однако еще через пару минут пришел Вилчек с ничего не добавлявшими к делу показаниями жены Ежика. Потом позвонил начальник комиссариата с Любартовской, который хотел свалить Мачеевскому на голову взлом спортивно-рыболовного магазина.
— Вы с этим ко мне, потому что я спортсмен и рыболов? — поморщился Зыга.
— Я с этим к вам, пан комиссар, потому что мне не хватает людей! — закричал раздраженный полицейский.
— А у меня все скучают, да? У вас магазин висит, а у меня трупы. Чем я вам помогу? До свидания. — Мачеевский бросил трубку на рычаг. — Я выйду, Генек, в рабочее время тут все равно работать не получается.
— Погоди… — Заместитель скроил неуверенную мину, как серьезный бюрократ, которому шеф предлагает мелкое бухгалтерское мошенничество. В конце концов он выдавил: — Ко мне приходил Томашчик. Спрашивал, что тебя связывает с Закшевским.