Нечего терять
Шрифт:
— Что именно?
— Быть может, обломки разбитых автомобилей.
Воэн молча слушала.
— Предположим, парни в защитных скафандрах найдут фрагменты «пежо» и «тойоты», которые продаются только на вполне определенных рынках. Предположим, они обнаружат кусочки номерных знаков иранских машин.
Воэн некоторое время молчала.
— Иран работает с ураном, — наконец ответила она. — Они этим гордятся.
— Ну вот видишь, — сказал Ричер. — А что будет дальше?
— Мы сделаем вполне определенные выводы.
— И?
— Мы нападем на Иран.
— А после этого?
— Иран атакует Израиль, Израиль нанесет ответный удар, начнется серьезная война.
— И события будут ускорены, — подытожил Ричер.
— Это безумие.
— Мы говорим о людях, которые считают, что красные коровы — это сигнал к началу конца света.
— И это те самые люди, которые хотят, чтобы пепел наших солдат был достойно похоронен.
— Совершенно верно. Потому что для всех остальных это лишь бессмысленный жест. Может быть, это просто отвлекающий маневр. Чтобы никто не стал присматриваться к их деятельности.
— У нас нет доказательств.
— Зато у нас есть маньяк, помешанный на конце света, маньяк, обладающий техническим опытом, а также двадцатью тоннами тротила и двадцатью тоннами обедненного урана, четырьмя машинами из Ирака, и ему постоянно доставляют множество контейнеров, часть которых в последний раз видели на Ближнем Востоке.
— Ты думаешь, это возможно? — спросила Воэн.
— Все возможно.
— Но ни один судья в Америке не подпишет такой ордер на обыск. Во всяком случае, с той информацией, которую мы сумели собрать. У нас нет даже косвенных улик. Лишь безумная теория.
— Я жду не ордера на обыск, а темноты, — ответил Ричер.
Темнота наступила через два часа. А вместе с ней к Воэн пришли сомнения.
— Если ты настроен серьезно, тебе следует обратиться в полицию штата. Или в ФБР, — сказала она.
— Мне придется сообщить свое имя, а я не люблю это делать.
— Тогда поговори с лейтенантом военной полиции. Он уже знает твое имя. Оно у него наверняка где-то записано.
— Его интересуют медали и продвижение по службе. Он не станет раскачивать лодку.
Дождь все не прекращался, оставаясь таким же сильным.
— Но ты ведь не департамент юстиции, состоящий из одного человека, — сказала Воэн.
— Что ты пытаешься сказать?
— Кроме соображений о законности?
— Да, именно.
— Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Из-за радиации.
— Она мне не повредит.
— Ладно, это я не хочу туда ходить. Ты сказал, что радиация влияет на способность к деторождению и что у детей бывают врожденные дефекты.
— Ты не беременна.
— Надеюсь.
— Как и я.
— Но мое отношение может измениться. Возможно, наступит день, когда я захочу иметь детей.
«Это уже прогресс», — подумал Ричер.
— Проблема в пыли. А дождь с ней покончил. И тебе не нужно будет входить внутрь. Просто отвези меня туда.
Они выехали через тридцать минут. Хафвей был маленьким городом, но им пришлось довольно долго из него выбираться. Движение было медленным. Люди вели машины осторожно, как обычно поступают там, где сильные дожди большая редкость. По асфальту рекой текла вода. Воэн включила дворники на максимальный режим работы, и они яростно заметались по ветровому стеклу. Наконец она нашла поворот на восток и свернула. Через минуту старый «шевроле» остался единственным автомобилем на дороге. Пустое шоссе тянулось на многие мили вперед. Дождь лупил по ветровому стеклу, барабанил по крыше.
— Это хорошо, — сказал Ричер.
— Ты так считаешь?
— Все будут сидеть по домам. Нам никто не помешает.
Через тридцать минут они миновали пост военной полиции. В будке по-прежнему находились четверо солдат. Они облачились в дождевые накидки. Горел ночной оранжевый свет, и в каплях на окнах вспыхнули тысячи тусклых самоцветов.
— Полетит ли Тарман в такую погоду? — спросила Воэн.
— В этом нет нужды. Сегодня завод не работал, — ответил Ричер.
Они поехали дальше. Впереди возникла горизонтальная полоса голубого сияния, высветившего завод. Только теперь полоса стала значительно меньше, чем раньше, словно завод отодвинулся миль на десять на юг, в сторону горизонта. Но когда они подъехали поближе, то увидели, что завод остался на месте. Сияние стало меньше из-за того, что была освещена только дальняя часть. Секретный отсек.
— Ну а сейчас они начали работать, — заметила Воэн.
— Вот и хорошо, — ответил Ричер. — Может быть, они оставили ворота открытыми.
Однако его надеждам не суждено было сбыться. Ворота для персонала и для грузовиков оставались закрытыми. Большая часть завода не освещалась. Примерно в миле от них секретный отсек ярко выделялся на фоне сумрака и манил к себе.
— Ты уверен, что стоит туда идти? — спросила Воэн.
— Совершенно уверен, — ответил Ричер.
— Ладно, а где?
— В том же месте.
Разъезженные «тахо» колеи наполнились водой и размякли. Маленький «шевроле» рывками продвигался вперед, то и дело пробуксовывая. Наконец Воэн нашла нужное место.
— Развернись задним бампером к стене, — попросил Ричер.
Колеса завертелись, пикап выбрался из колеи, и Воэн остановилась так, что задние габаритные огни оказались под цилиндром стены, а заднее стекло заняло место, которое за день до этого занимало ветровое стекло «краун вика».
— Удачи, — сказала Воэн. — И будь осторожен.
— Не беспокойся, — ответил Ричер. — Я рискую лишь заболеть воспалением легких.
Он вышел под дождь и промок до нитки прежде, чем успел вытащить стремянку и все остальное из кузова. Опустившись на колени прямо в грязь рядом с «шевроле», Ричер придал лестнице L-образную форму, которая позволила ему в прошлый раз перебраться через стену. Фонарик он засунул в один карман, а крюк на конце ломика зацепил за другой. Затем он поставил лестницу в кузов пикапа так, чтобы ножки оказались под нужным углом к задней стенке кузова. Ричер опустил короткую часть «L» на цилиндр, и алюминий лег на сталь, при этом странный мелодичный звук прозвучал дважды: один раз сразу, а второй — через несколько секунд, словно эхо отразилось по всей длине цилиндра и вернулось назад усиленным.