Нечеловек
Шрифт:
– Куда?
– Вот к этому дому. Не больше пяти минут, я обещаю.
– Стас, давай к Замку.
Машина резко развернулась и направилась к самому высокому зданию в городе.
Макс пробыл внутри не больше пяти минут. Пока его не было, Егор лихорадочно вспоминал, кто здесь мог жить. Олег жил в другом крыле. Бог ты мой, Пашка-гей-Рюмин. Егор сам на одной из фоток написал адреса всех причастных к этой порноистории. Бог ты мой, но не убивать же его Макс ходил. Там и консьержка, и охрана, и даже камеры. Нет, исключено. Просто, может, припугнул – и все.
Максим сел в машину с улыбкой на лице. Только эта улыбка ничего
– Ну что, поехали? – спросил Стас.
– Бог ты мой, свои все здесь, трогай.
Вода остыла. Хорошо, хоть травы не успел кинуть. Зачем приходил Максим? Пашка недоумевал. Ну и вид у него, будто маску резиновую нацепил. Паша даже не мог вспомнить, что он сказал. Нет ничего тайного, что не стало бы явным… Что-то типа этого. Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы, прозвучал в голове у Пашки голос Максима. Именно так он и сказал. Да ну его. Если раньше с этим волосатиком Паша готов был в Париж махнуть, то теперь он с ним на одном гектаре удобрять почву не сел бы. Фу. Эта мерзкая улыбка. Фу-у… Без содрогания и не вспомнишь.
Паша спустил остывшую воду. Обмыл ванну и снова вставил пробку. Открыл краны. Засыпал травы, налил масла.
«Теперь мне никто не помешает. Хрен я открою кому дверь!»
Но он ошибался.
Рюмин разделся, покрутился перед зеркалом. Увидел край замысловатого рисунка на пояснице и улыбнулся. Паша сделал эту тату в салоне в Ставрополе полгода назад. Владу должно понравиться. Пашка еще не представал перед ним в таком ракурсе. Еще раз, крутанувшись перед зеркалом (он не мог не отметить, что немного похудел), он залез в ванну. Запах череды и розового масла успокаивал. Павел лег, откинул голову и закрыл глаза. Мысли становились в стройный ряд, и казалось, что появление изуродованного Максима ему только привиделось. Хорошо. Спасибо богам за то, что они сотворили мир, Пашку и травяные ванны.
Вдруг – всплеск воды, и тупая боль в паху буквально скрючила Пашу.
– Ну что, пидарок? Думал, сойдет тебе с рук?
Как он сюда попал?! Перед ванной стоял Владлен Маркович и левой рукой держал Пашку за яйца. В правой поблескивала опасная бритва.
– Ты кого развел, сука?!
– Влад, погоди! Я не пойму, о чем ты. – Паша пытался высвободить свою мошонку из цепкой руки Толстоганова. – Давай поговорим спокойно.
– Ты хочешь поговорить спокойно? Давай. Давай поговорим. – Влад разжал руку. Пашка облегченно вздохнул, хотя боль не прошла. Толстоганов вытер руку о полотенце, висевшее у раковины. Бритву он так и не убрал. Влад залез на стиральную машину.
– Я тебя слушаю, – тихо произнес Толстоганов.
«Что ему сказать? Владик, прости, мне нужна была квартира и машина?»
Яйца ныли.
– А ни хера ты мне не скажешь! – Владлен крутил перед лицом открытой бритвой. Он любовался бликами, пляшущими на отполированном лезвии. – А давай, Пашка, отрежем тебе яйца, а? На хера они тебе? А мне для коллекции сгодятся. Давай? – предложил Владлен, как будто просил его выбросить старую грязную рубаху.
Пашке показалось, что его гениталии, словно голова испуганной черепахи, спрятались в панцирь.
– Давай, Паша, – оскалился Владлен Маркович и спрыгнул с машинки. –
Паша готов был уйти под воду, если б это помогло. Уйти и отсидеться там. Он чувствовал, что Влад взбешен.
– Ладно, – успокоившись, произнес Толстоганов. – Ладно. Ведь должен же быть какой-то выбор. Мы же живем в демократическом обществе.
– Да, да, – ожил Пашка. – Я отдам тебе все. Квартиру, машину. Все.
Толстоганов засмеялся.
– Это дерьмо материально. А я тебе предлагаю о душе подумать. Ты думаешь, в раю встречаются мальчики, писающие сидя? – Толстоганов снова засмеялся. Успокоившись, он произнес: – Я думаю, вряд ли. Все они горят в аду. В общем, так: либо ты помираешь как уставший от жизни мужик, – Влад провел бритвой в сантиметре от своего запястья, – либо сдохнешь, как позорный пидор. Пацаны поменяют тебя на барашка. Ну а дальше ты догадываешься, что с тобой сделают джигиты на кошаре. Они будут пускать тебя по кругу, пока твоя наколка на жопе не сотрется до кости.
«Откуда он узнал о тату? Откуда, черт возьми, он вообще узнал о том, что я его обманул?!»
– У тебя есть пять минут, – произнес Влад и бросил бритву в воду. Пашка подпрыгнул, подняв сноп брызг. Владлен засмеялся и вышел из ванной.
«Пять минут! Пять!» – билось в голове. То, что эти бандиты продадут его за пару шампуров шашлыка, Паша не сомневался. А там… Ему даже не хотелось думать, что будет там. Мужики, не обремененные умом, по нескольку месяцев живут на овчарне без женщин. Да там и овца за женщину сойдет, а тут такой подарок с тату на попе! Разорвут они тебе твою попу, Паша, задолго до того, как ты умрешь.
Рюмин вылез из ванны и, не вытираясь, подошел к окну в зале. Из него хорошо виден подъезд к дому. Так и есть. Стояло три «Хаммера»: один – Толстоганова, два других – его опричников. Вот из этих двух и выпорхнули пять человек в черных костюмах. Козаностра, блин. Не шутил Владлен Маркович. Пашка метнулся к дверям.
Как Влад попал в квартиру и вышел из нее? Паша стоял у двери и пялился на закрытую защелку (естественно, изнутри). После ухода Максима Паша закрылся и пошел в ванную комнату. Почти следом зашел Толстоганов. Полтергейст какой-то.
Его мысли о сверхъестественном прервали крики бандитов и стук в дверь.
Был или не был здесь Влад, яйца у Пашки продолжали ныть. Еще Паша знал, что Влад ошибся. У него не пять минут. У него было минут двадцать, пока эти лбы сломают дверь. Но Пашка не собирался медлить. Он собирался умереть, как уставший от жизни мужик. Паша вошел в ванную комнату, нащупал в воде бритву. Порезал палец, но не обратил на это внимания. Звуки голосов за дверью усилились.
Вода снова остыла, но сохранила приятный запах. Паша залез в ванну. Посмотрел на левое запястье и полоснул по нему. Да так глубоко… Ему даже показалось, что он услышал противный скрежет железа по кости. Кровь брызнула в ароматизированную воду. Он так и не смог порезать правое запястье, левая рука не двигалась. Но и этого хватило. Пульсирующие выбросы крови каким-то образом совпадали с ударами в дверь. Выброс – удар, выброс – удар. По мере затухания жизни прекращались и удары в дверь. А может, их и не было? Его теперь тоже не стало. Перед тем как полностью погрузиться в забытье, Паша подумал, что наверняка попадет в рай и будет писать стоя.