Нечто из Рютте
Шрифт:
Ёган все послушно выполнял.
– Шаг вперед, удар в левую ляжку, закрылся щитом, шаг назад. И еще раз то же самое в лицо.
– Сделал, – отрапортовал Ёган. – Все?
– До скольких умеешь считать?
– Да сколько угодно.
– Тогда повтори все это триста раз.
– Триста?
– И давай пошевеливайся, ужин скоро.
Солдат сел на лавку и комментировал:
– А ты что прямо-то стоишь? Мишенью работаешь? Подприсядь.
– Да ноги заломило.
– Так и должно быть.
В харчевне появилась Хильда. Она
– А чего вы это стенку каляете?
– Забава у нас такая, – сказал солдат. – Посидишь со мной? Выпьем пива или вина.
– Дурь какая-то, а не забава. А с вами сидеть мне недосуг. Авось не дура и не гулящая, – фыркнула девица и ушла.
– Не останавливайся, – сказал Волков Ёгану. А сам поднялся себе в комнату, куда слуга снес вещи купца. Среди них солдат нашел рулончик самой яркой ленты и положил себе в кошель.
Брунхильда вытирала столы тряпкой.
– Хильда, – позвал ее солдат, – пойди, что покажу.
Девушка посмотрела на него настороженно и с подозрением.
– Чего еще покажете? Не пойду.
– Подарочек тебе.
Хильда ломалась, но уж больно хотела посмотреть, что за подарочек. Солдат достал ленту и положил на стол.
– Подарочек тебе, – повторил он.
Девушка бросила тряпку на стол, подошла.
– Чего это? За что?
– Да ни за что. Давай посидим, пивка выпьем.
– Мне папаша не велит с мужиками за столом сидеть.
– Так я и не мужик. Я солдат.
– Тем более. С вами, с благородными.
– Ну, бери просто так.
– Просто так? – не верила девушка.
– Да, просто так.
– Ни за что? – Она все еще сомневалась.
– Это просто подарок. Ты красивая, хочу сделать тебе подарок.
– Прям уж, красивая. С синяками, в этих лохмотьях. – Хильда заметно покраснела.
– Да, красивая.
– Ой, да мне все это говорят, – сказала девушка и коротким движением, как кошка, схватила ленту. И чуть отошла, боясь, как бы не отняли. Распустила, осмотрела и осталась довольна. – Ну, спасибо вам, – произнесла она и ушла.
– Эх, – сказал Ёган, – вот это девка, у нас в деревне на нее все мужики облизываются.
– Немудрено, статная девица.
– Зад у нее волшебный, у нас один мужик говорил, что дал бы крейцер, если б она позволила хоть один палец ей в зад засунуть.
– Вот как. – Солдат усмехнулся.
– Я б тоже дал бы крейцер, я вот думаю, – начал было Ёган.
– Ты сколько раз сделал? – перебил его Волков.
– Сто двадцать два.
– Доделывай давай, а то до ночи будешь стену тыкать, а тебе еще коней чистить. Стоит он… мечтает про бабьи зады.
Ёган вздохнул и отвернулся к стене.
– И еще, чуть не забыл, – вспомнил солдат, – одежду, ту, что сегодня купил, постирай и высуши к утру.
– Ага, повешу, у огня высохнет.
– Не вздумай, это шелк, стоит огромных денег. Еще спалишь мне одежду, она легко горит.
– А что, вшей не выжигать?
–
– Удивительно.
Утром они были на ногах с первыми петухами. Поденщики, ночевавшие в харчевне, с завистью смотрели на сковороду жареной колбасы с яйцами и теплое молоко с пшеничным хлебом и медом, которые носила на стол солдата Брунхильда. Она мудрено подвязала волосы лентой, которую ей подарил Волков, а он сидел за столом и откровенно любовался ею. Ловкая, сильная, грациозная. Ему было наплевать и на синяк, и на отсутствие зуба, и на то, что ухо еще было фиолетовым. Для солдата это незначительные мелочи, а вот длинные ноги, широкие бедра, красивые плечи и тяжелая грудь под ветхой кофтой и нижней рубахой его очень даже трогали.
Когда Волков поел, Хильда принесла еще хлеба Ёгану, который сел доедать за солдатом. Хотела уйти, но солдат поймал ее за руку.
– Чего еще? – с вызовом спросила девица.
– Ты красавица, наглядеться не могу.
– Ой, вы прям спозаранку начали.
Солдат молча разогнул указательный палец девушки и надел на него серебряный перстень со стекляшкой, тот, что забрал у купчишки.
– Мне? – искренне удивилась Брунхильда.
– Нет, мамаше твоей, – съязвил Ёган.
Она даже не взглянула в его сторону, рассматривая перстень.
– Нравится? – спросил солдат.
– Нравиться-то нравится, а чего это вы мне кольца-то дарите? Благородные простым кольца не дарят.
– А я и не благородный.
– Да хоть и так, а все одно – рассуждаете как благородный. Думаете, подарю ленту да кольцо, а потом буду тискать на конюшне?
– А что ж, замуж ему тебя звать, что ли? – опять съязвил Ёган.
– Тебе-то, голодранцу, замуж меня звать – пустое, даже будь ты не женат, – высокомерно заявила девица, – а если господин твой позовет, я еще и то думать буду.
– Наглая, а? – восхитился Ёган и хотел было дать ладонью нахалке по заду, но та грациозно увернулась и гордо ушла. – Ну не наглая, а?
– Доедай и коня мне седлай.
– А мне не седлать?
– Тебе нет, я поеду к монахам, пусть руку еще раз посмотрят.
– А что, опять болит?
– Нет. На удивление. Монахи – добрые лекари. Как у них были, так плечо с тех пор ни разу еще не болело, а про ногу вообще забывать стал. Хромаю только из-за старой раны.
– Может, мне с вами? Дороги-то неспокойные.
– Что за дурь? Я же не девица. Я что, до монастыря один не доеду?
– Доедете, конечно, – согласился Ёган, – только вдвоем надежнее было бы.
– Нет, ты возьмешь телегу купчишки и поедешь к кузнецу. Поговори с ним, вдруг он эту рухлядь в добрый тарантас превратит? Может, новые оси железные поставить?
– Поговорю, господин. Только скажу вам честно, из этой рухляди путного ничего не выйдет. Купчишка за телегой не следил. Гнилая она.
– Тогда будем новую присматривать. И конягу простого, не боевого же в нее впрягать.