Неделя холодных отношений
Шрифт:
– Ого, ещё как! Один раз даже проснулся оттого, что зубами колочусь!
– Вот видишь, факт имел место. Важнее всего для нас – это остаться здоровыми и, уже потом, по возможности, стараться быть сытыми. Но этого, извини, в полной мере обещать не могу. Будем худеть.
– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет!
– Пораженческие настроения. У нас же с тобой есть ножи и две головы, полные умных мыслей, так что без провианта мы никак не останемся. Кстати, уже пришли…
Они остановились на плоском, песчаном, густо заросшем золотистым сухим камышом, участке берега.
– Извини, но командовать именно этим парадом буду всё-таки я.… Режь камыш под самый корень, ближе к воде, складывай в охапки, в такие, чтобы за один раз можно было унести, и таскай их наверх, к нашему логову. А я…
– А ты куда?
Глеб оставался непроницаем командирским лицом, хоть и вовсю улыбался внутри своего отцовского характера.
«Пока ещё робеет оставаться в одиночестве…».
– Я схожу за веревками, мы их бросили там вчера в беспорядке. Пригодятся они нам сейчас.
В уютных, почти домашних заботах прошёл почти час.
Раз за разом, пыхтя и подметая окружающий снег длинными метёлками камыша, Сашка приносил с берега к костру огромные шуршащие букеты. Сам же капитан Глеб устроился поближе к огню и занялся кропотливым распутыванием мокрой оранжевой сетки из-под картошки.
– А зачем тебе так много веревок?
– Богатств много не бывает, богатства у людей всегда обязательно почему-то в дефиците. Смотри.
Прихватив обеими руками охапку камыша за толстые комли, Глеб примерился к ним и с десяток лишних стеблей отбросил в сторону.
– Теперь держи, перехватывай у меня.
Грязно-оранжевой капроновой верёвкой Глеб аккуратно и туго обвязал пучок почти у самых корней. Другим обрезком так же прочно перехватил камышовую охапку примерно в метре от первой стяжки.
– Ферштейн?
– Не-а…
Сын был искренен в своём изумлении, поэтому Глеб деликатно пояснил.
– Теперь обрезай эту конструкцию сантиметрах в пяти от второго жгута. Та-ак, правильно. Эй, транжира, чего это ты вздумал такие роскошные обрезки совать в костёр?! Это не наш метод – они пригодятся нам как черновой материал, бросай их на ельник, всё мягче будет почивать.
– Ну и что это такое у нас получилось?
Сашка скептически вертел в руках и осматривал лёгкий, длинный, толщиной с хорошую варёную колбасу, камышовый валик, перевязанный с двух концов.
– Давай я его прихвачу ещё и посередине, для прочности. Так-с! Готово! Теперь-то, надеюсь, тебе понятен мой грандиозный замысел?
– И теперь нет.
– Совершенно не фантазёр, не в папу, нет.
Хитро посматривая на сына, Глеб начал отмерять в руках и точно так же перевязывать вторую охапку сухого камыша.
– Сделай, пожалуйста, пятьдесят таких очаровательных колбасок.
– Зачем так много-то?
– Для здорового и безмятежного сна. Вяжи, вяжи, попозже объясню гениальность твоей работы подробней.
Поправляя сына в производстве его первых камышовых изделий, Глеб, не теряя времени, распустил ножом пивную банку на ровный алюминиевый листик, почти лопаточку.
– А это что такое?
– Лопаточка.
И капитан Глеб ничуть не лукавил.
Первый раз в жизни ему приходилось предавать мертвого человека не земле, как обычно; не воде, как было однажды на одной яхте посреди Гвинейского залива, а снегу…
Он методично набрасывал снег на тело Вадима, тщательно прихлопывал и выравнивал каждый пушистый слой импровизированной лопаткой, потом опять бросал поверх растущего прямоугольного сугроба снег, снова плотно трамбовал его, стараясь не задевать то место, где остался торчать нож…
Всё получилось прочно и даже немного красиво. Горелые ветки он оставил торчать по периметру белоснежного саркофага.
«Пока так приятель, потом посмотрим…».
На обратном пути к костру он захватил с собой двухлитровую жестяную банку из-под томатов, толстую и ребристую, которая приметно торчала в тонком льду у самого берега.
– Промой хорошенько, пусть стоит здесь, возле самого огня, набери в неё воду из залива и понемногу доливай, когда будет выкипать.
– Зачем это?
– Потом узнаешь.
Растительные колбаски у Сашки получались уже профессионально и промышленно ровными, некоторые были даже изящными.
– Ты же не против, если я немного подремлю?
Капитан Глеб удобно присел на ворох обрезков камыша, поднял повыше воротник, засунул руки в карманы кутки.
Прислонился спиной к нагретой близким костром вываленной стене высокого корневища…
Закрыл глаза.
– Пойдёшь за дровами – помни про наши и чужие следы.
Прищурившись от лёгкого дымка, Сашка хотел было ответить, но его отец уже спал.
Весь приготовленный камыш удалось перевязать примерно за час.
С опаской, держа наготове нож, Сашка ещё два раза сходил за ближний овраг, наломал и притащил оттуда к огню две огромные охапки сухих сосновых веток.
Когда он, разгорячённый хорошей и полезной добычей, вернулся с дровами в третий раз, отец уже проснулся и сидел у костра, со снятым башмаком, внимательно изучая собственный белый носок.
– Это ещё зачем?
– Думаю о том, как мы вскоре окуньков обманывать будем.
– А серьёзно?
– Этот носок – синтетика, распущу его в свободное от основной работы время на нитки, пригодятся, когда рыбачить соберемся.
– А-а…!
– Спасибо, что понял.
И в первый раз за множество этих странных часов Сашка легко улыбнулся.
Действительно, светлый день заканчивался стремительно, но тени от сосен, хоть и протянулись уже далеко по снегу, к оврагу, всё ещё различались чётким количеством.