Неделя холодных отношений
Шрифт:
Капитан Глеб Никитин еле успел отскочить в придорожные заснеженные кусты и в самый последний момент смог торчком поставить в сугроб, спрятав за толстой сосной, свою колючую ношу.
Знакомый по прежним, ещё городским, встречам чёрный автомобиль медленно проехал мимо него, плавно переваливаясь на буграх совсем занесённой дороги.
«Ага! Угадал! Сашка потом меня обязательно похвалит».
…Через минуту Глеб, не заботясь уже маскировкой и таинственностью, начал портить проезжую часть самодельной заградительной конструкцией.
Упрямый сын – это всегда, в той или иной степени, проблема.
Отойдя от костра, Сашка рванулся в лес по знакомым тропкам.
Все петли он снял очень быстро, по очереди сдёргивая нитки с настороженных прутиков. Двумя ударами тяжёлого ножа срубил тонкое прямое деревце, на ходу счистил с него несколько редких веточек и вершинку. Остановился всего лишь на минуту, чтобы прочно, без сомнений, примотать своего «Центуриона» сохранёнными от ловушек оранжевыми нитками к длинному древку.
Получилось оружие – копьё.
Для экономии времени спрыгнул у дальнего оврага с обрыва и припустился, как индеец, к назначенному месту по пустынному, ровному, подмётённому ночным ветром берегу.
У снежного сугроба с телом Вадима он был первым, и от него на дорогу прибежал, судя по отсутствию свежих следов, тоже первым. Но вот дальше….
Прямо на стёклах их первой засады стоял, криво осунувшись на передок, чёрный автомобиль с пробитыми колёсами.
Перед ним, переминаясь по снегу, – человек в чёрном.
И с ружьём.
– Вы?! Но как же так…. Николай Дмитриевич! Это же….
Тепло одетый, в меховой шапке и унтах, Николай Дмитриевич Татаринов поднял охотничье ружьё на уровень глаз Сашки.
Молча.
Медленно дожевал что-то трудное, пальцами обтёр жирные от еды губы, спрятал от холода свободную руку в карман полушубка.
– Это ты тут с папашей балуешься на дорогах?
– А вы.… Так это вы Вадима убили?!
Сжав зубы, Сашка поднял своё копьё.
– Зачем вы так?! И с нами…
Опасность появилась перед ним настолько неожиданно и явно, что Сашка совсем не понимал, что же сейчас нужно говорить и делать.
Он был скорее изумлён, чем испуган.
«Почему он?! Для чего ему было убивать Вадима? А как же Ева?! Что будет с ней?».
– Не подходите! У-уезжайте! Мы всё равно про вас всё знаем…. Не подходите!
Чумазый, небритый, с прожжённым, оторванным, криво подшитым рукавом спортивной куртки, с всё ещё липким шрамом на лице Сашка зло тыкал копьём в сторону толстого живота Татаринова.
И слёзы его были близки.
– Ну, если так…. Давай, зверёныш, режь, может у тебя что и получится.
Уверенный и спокойный, Николай Дмитриевич Татаринов достал из кармана кусок белого хлеба, сунул его себе в рот.
– Давай…. А если не сможешь, я всё равно потом пару раз пораню этим твоим грозным ножиком свои руки, распорю им же себе одежду поверху…. Скажу в полиции, что вы тут с папашей твоим безумным совсем озверели после того, как Вадима по злобе вместе убили! Кстати, а где твой удалой отец? По лесу за зайцами бегает или уже сдох от холода?
Татаринов прожевал хлеб. Сочно сглотнул, икнул.
– Задачка-то простая. Грохну сейчас тебя, маленький, потом батю твоего прикончу, такого сильно умного и проницательного, когда он на выстрелы сюда прибежит. Ведь он прискачет же, да? Обязательно! Выручать сынишку, расправляться с врагами. Знаю я его, забавный тип…
Потом испугаюсь, сообщу в органы, мол, беспокоился, приехал помочь старому знакомому с его сыном, думал, что нужно подвезти до дома, что они могли ослабеть…. А они меня вдруг захотели убить, набросились с оружием. Убийцы! Я защищался, самооборона была и только.
Так что ничего сложного, паренёк, простой этюдик…
В кармане запасливого Николая Дмитриевича Татаринова было ещё что-то съедобное.
Он улыбнулся Сашке, переложил ружьё из руки в руку. Удобно достал бутерброд в вощёной бумаге, принялся его разворачивать.
– Мой отец не такой!
Не опуская направленного в живот Татаринова острия копья Сашка заорал, задыхаясь холодным воздухом.
– Он не позволит…, он не даст вам….
– Брось истерить. Две минуты ещё поживи, я вот доем колбаску – и всё, прощаемся.
– Отец…. Он не струсил, он самый лучший! Он доберётся до вас! Вы ничего не сможет сделать ему! И вы даже меня сейчас не застрелите!!! Вы толстый, жирный урод, вот…
Зря Николай Дмитриевич Татаринов так увлёкся вкусной едой в столь неподходящий момент, зря не смотрел очень пристально во внезапно заблестевшие напротив него глаза испуганного поначалу парнишки.
– Ну, раз ты так…
Татаринов скомкал и отбросил в сторону масляную бутербродную обёртку. Но ствол поднять вверх он не успел.
Действительно, напрасно он не обратил никакого внимания на вдруг окрепший голос сына одного замечательного отца!
– Мат, товарищ гроссмейстер.
Холодный, тяжёлый, верный, утром наточенный, да ещё и в крепкой руке….
Нож «Отшельник» плотно лёг на горло Николая Дмитриевича Татаринова, а сзади, прижавшись лицом почти к самому его уху, капитан Глеб Никитин ещё раз тихо произнёс:
– Мат. На колени, приятель. И брось пушку.
Всё-таки в решающие моменты жизни многие люди склонны к сомнениям. Татаринов малость промедлил, а Глеб просто не хотел рисковать.