Недоброе утро Терентия
Шрифт:
Дальше пошли мы. Большой холл! Люстра над головой висит. Красивая, да с лампочками. Не со свечами она. Не терпели тут нужды с электричеством! И на стенах — тоже светильники. Вона как. Видать тут светло было всегда. Чтобы на людей глядеть, да рожи рассматривать! А если чо, — дык документы требовать! Если рожей-то не вышел. Чтобы не пустить абы кого, к «слугам народным». Так-то!
Направо-налево — лестницы ведут. Толян с Алтаем держат их. Внимательно смотрят. Нас встретил Вий. Осмотрел. Кивнул. Все в порядке пока. Дальше рванули! Вверх, по ступенькам. Вий с пулеметом поскакал. Скрылись они в темноте. Снова пальба. А у нас, с Махал-Махалычем — только фонарик. Тот самый, что нажимать надо.
Поднялся я на второй этаж. Тяжеловасто... Лестница узковатая. Не шибко с бомбой-то на плечаж развернешься. Да ступенек много! Невысокие ступеньки, частые. Для моих ног — не очень оно удобно... Вылез я на второй. Мужики — там уже. Трупов гадских полно валяется. Слизи с них натекло. Скользко. Потихоньку я потопал. Тут — тоже светильников дохрена. Двери в кабинеты деревянные. И ткани на стенах понацеплены. Красные, белые. Там, где окна — занавески длиннючие! Шелк кажись. Тоже белые. Блестят! Кучеряво тут жили-не тужили... Только двери те — выбиты сейчас все. На полу валяются. Да стены копотью, и слизью измазаны. Такое — шик, да грязь! Вроде как аристократно оно, да на помойке «царствие» ихнее теперь.
Следующий этаж — и снова пальба! Вий на всю катушку жарил. Не жалел патроны. Первая скрипка! Хороший концерт. Ага! Мужики — «подпевали» стволами. Подыгрывали! Нормально отстрелялись. Только я чуть присел. Там тумба бетонная была. И земля в ней. Видать цветок рос. Нету его теперь. Сожрали его что ли — гадины... Присел я на тумбу ту. Дух перевести. Тяжело-же!
Сижу. А мужики — дальше пошли. Этаж четвертый чистить. Махал-Махалыч со мной остался. Закурил он. «Приму» — ту самую, что на базе нашли! Курит, дыму напустил. Смакует он цыгарку. Улыбка у него даже. Мне подмигнул. А мне чо? Лижбы человеку хорошо было! И дым вроде приятный. Не самосад вырвиглазовый его... Тут взрывы начались. Гранаты видать в ход пошли. Небось дохрена там гадин тех! Вот мужики и гасят их — «массовым»! Пыль с потолка посыпалась. Побелка. Будто снег она на меня падает. Чихать начал. Кашлять. Ох и гадость. Кругом оно лезет. И в глаза и нос. Махал-Махалыч сигаретку потушил свою. Тоже видать душно ему стало!
Посидел я чуть. Прокашлялся. Пора подниматься! Затихли на верху. Перебили уже всех видать. Ну и хорошо! Поднялся я. Распрямил ноги. С трудом... Зря, я чувствую себе такую передышку дал! Затекли ноги, остыли мышцы. Снова больно и кровь пошла. Сейчас вся повязка кровью пропиталась. Ох... Кажется, будто бомба раза в два потяжелела. Заскрипели суставы, заныла спина. Шаг, за шагом потопал. — Потихонечку! — Махал-Махалыч рядом. Помогает маленько, придерживает, чтобы бомба не раскачивалась. Слышу, кряхтит: — Тяжелая зарраза... — Да и сам же он, с катушкой на спине. Мне не сладко, но я — вон какой! А ему, вообще херово...
Снова пальба началась. Едва я на лестницу поднялся. Да заполошно так молотят! Не жалеют боеприпасы! Слышу, и сзади пальба. Махал-Махалыч молотить начал. Обернулся, — гадины лезут! Страшные, при свете вспышек от выстрелов. Серые, зубастые... Прыгают! По стенам, потолкам, из окон полезли. Извиваются, хвостами машут... — Давай вперед! — он мне заорал. Задержит их! Сам гасит из ствола. Только успевает магазины менять! Я — ходу. Вверх по лестнице попер! Никак тут не могу ему помочь. Узко мне и бомбу не смогу положить! Мостил-мостил ее — никак! Эх... Делать-то чего?! Убьют же Махал-Махалыча... Орать я начал. На помощь звать! Вия, Толяна, Васяку, — хоть кого ни будь!
Услышали меня. Вий услышал! Прибег! Еле с ним на лестнице разминулись. Сразу начал из пулемета херачить! Гадины визг подняли. Воют, ревут, шипят... Уши заложило! Дальше во грохоте все потонуло. Гарь, дым, пыль повалила... Орут мне, чтобы я дальше двигался! Выпер я бомбу на четвертый этаж. Тут — тоже бедлам. Трупов гадин — кучами валяется. Перевернуто все. Двери — шторы — гады — лапы, хвосты... Куски мяса, слизь. Все перемолочено! Ужас... Толян чумазый. Васяка патроны в магазины сует, дозаряжается! Фара треснутая уже. Еле светит. В углу горит что-то, чадит. Смрад стоит от мяса горелого. Стены все в дырах от пуль! Ох и повоевали тут...
Вернулись мужики. Вий с Махал-Махалычем. Живые, целые! Отбились. Вий сразу проверил всех. Подождали пока Васяка дозарядит все. Прикрывали его, держали лестницы! Быстро он магазины напихал. Наловчился уже. Будто сам как автомат — щелк, щелк, щелк! Жизнь заставит и не такому научишься... Ага. Готовы!
Вперед Толян с дядькой пошли. Сразу дали жару вдоль лестниц. Васяка следом! Ну и мы — подтянулись. Дальше завал был. Пятый этаж... Лежит один пролет лестницы, над другим. Дыра хоть есть! Вий туда полез. Гранату приготовил. Чтобы кинуть, да назад — если что! Потянулись секунды. Тихо. А у меня сердце колотится, барабанит в ушах. Считаю удары... Морда его оттудава высунулась. Грязная моська! Все перья уже не белые, а черные с копотью. Да кровью измазаны. Сам — как черт теперь. Одни глаза желтые светятся. — Никого там! — кричит.
Ну чо — вперед! Я бомбу с плеч скинул. На колено ее опер и в дырку! Мужики туда тоже позалазили. Помогают мне. Тяжелая же зарраза, здоровенная! Еле просунули мы ее. Вытянули мужики бомбу с обратной стороны. Едва мне пролезть — дырка осталась. Просунулся туда. Крыша уже! Проломы под ногами. Плиты искорежены. Вылез я весь. Ухватил бомбу. Только сейчас морду в гору задрал...
Ух ешкин... Висит медуза. Брюхо ее прямо над нами. Руку вытяни — достать можно! Серое брюхо. Кожистое. Чешуйки шевелятся, и шорох от них стоит. Еще сиськи вроде какие-то висят с нее. Подрагивают. Повернулись они к нам. Сиськи эти! Распахнулись. Глаза-то! Много глаз! Штук сто их она выпучила! Будто у рыбы они. Круглые, серые, — да зрачки черные. Смотрит она на нас всеми своими зенками! Задрожала, шипеть начала. Щупальца к нам потянулись!
Мужики стрелять сразу начали. По щупальцам, да по глазам ее. Реветь медуза стала! Громко, утробно. Будто вол ревет! Вжарили мужики со всех стволов по ней. Враз все автоматным грохотом заглушило! Только щупальце к нам протянется, — его выстрелами сносят! Только она глаз очередной выпучит — его пулями размолачивают! Хорошо палят мужики, не дают гадине этой к нам подобраться! Славно так. Загляделся даже я.
— Чего стоишь, раззява?! — слышу крик. Вий на меня зыркает. Орет — ругается! Ну а я чо?! Ыть... Поволок я бомбу. Прямо к центру крыши этой. Чтобы враз, во все стороны рвануло! Только положил я ее, Махал-Махалыч — с проводами к ней кинулся, подключает! Толян рядом стал — прикрывает нас. Вий с пулеметом бежит. Васяка — короткими, от него щупальца отсекает. Грохот, шум-гам. Гильзы сыпятся! Одна за шиворот мне заскочила. Да вдоль спины покатилась. Горячая сука... Зарычал я от боли! Чую, жгет меня там. Будто утюг раскаленный приложили! Вот никогда бы не подумал, что так оно может быть, чтобы ожог от гильз получить...
Раскрылась шкура под брюхом у медузы. Будто сиська здоровая книзу опустилась. Мокрая, слизкая. Чешуйки на ней блестят. Вылез из нее гад здоровенный! Больше медведя он! Серый весь, пасть огромная. Зубов рядами! Лапы расставил, когтища длинные. Да на лапах он стоит, на задних, не на хвост опирается! Глаз — два ряда. Яркие — зеленые. Узкие щелочки зрачков. Зыркают на нас злобно. Ненависть у него там лютая! Будто сама смерть на тебя глядит. Жутко... Изогнуло оно спину, напряглась мускулатура нешутошная. Распушил шипы на спине, будто иглы торчат у него. Как завоет оно!