Недобрый час

Маркес Габриэль Гарсиа

– Для прокорма врачей, – улыбнулся доктор, – лучше уколов еще ничего не придумано.

Теперь заулыбалась и вдова.

– Честное слово, – сказала она, ощупывая через простыню ягодицы, – здесь сплошная рана. Я даже дотронуться не могу.

– А вы и не дотрагивайтесь, – сказал врач.

Она рассмеялась.

– Доктор, можете вы быть серьезным хотя бы по воскресеньям?

Врач оголил ей руку, чтобы измерить кровяное давление.

– Доктор не велит, – сказал он, – вредно для печени.

Пока он измерял давление, вдова с

детским любопытством разглядывала круглую шкалу тонометра.

– Самые странные часы, какие я видела в своей жизни, – заметила она.

Наконец, перестав сжимать грушу, доктор оторвал взгляд от стрелки.

– Только они показывают точно, когда можно вставать с постели, – сказал он.

Закончив все и уже сматывая трубки аппарата, он пристально посмотрел в лицо больной, а потом, поставив на столик флакон белых таблеток, сказал, чтобы она принимала по одной каждые двенадцать часов.

– Если не хотите больше уколов, – добавил он, – уколов не будет. Вы здоровей меня.

Вдова Монтьель с легким раздражением передернула плечами.

– У меня никогда ничего не болело, – сказала она.

– Верю, – отозвался врач, – но ведь должен был я придумать что-нибудь в оправдание счета.

Ничего не ответив на это, вдова спросила:

– Я еще должна лежать?

– Наоборот, – сказал врач, – я это строго вам запрещаю. Спуститесь в гостиную и принимайте визитерш как полагается. К тому же, – иронически добавил он, – вам о стольких вещах надо поговорить!

– Ради бога, доктор, – воскликнула она, – не будьте таким насмешником! Наверно, это вы наклеиваете листки.

Доктор захохотал. Выходя, он остановил взгляд на кожаном чемодане с медными гвоздиками, стоявшем наготове в углу спальни.

– И привезите мне что-нибудь на память, – крикнул он, уже перешагивая порог, – когда вернетесь из своего кругосветного путешествия!

Вдова, снова занявшаяся расчесыванием волос, ответила:

– Непременно, доктор!

Так и не спустившись в гостиную, она оставалась в постели до тех пор, пока не ушла последняя визитерша. Только после этого она оделась. Когда пришел сеньор Кармайкл, вдова сидела у приоткрытой двери балкона и ела.

Не отрывая взгляда от щели, она ответила на его приветствие.

– Если разобраться, – сказала вдова, – эта женщина мне нравится: она смелая.

Теперь и сеньор Кармайкл смотрел на дом вдовы Асис. Хотя было уже одиннадцать, окна и двери по-прежнему оставались закрытыми.

– Такая у нее природа, – сказал он. – Она создана рожать мальчиков, так что иной и не могла быть. – И добавил, повернувшись снова к вдове Монтьель: – А вы тоже цветете прямо как роза.

Сеньору Кармайклу показалось, что свежестью своей улыбки она подтверждает его слова.

– Знаете что? – спросила вдова и, не дожидаясь, пока он справится со своей нерешительностью, продолжала: – Доктор Хиральдо убежден, что я сумасшедшая.

– Что вы говорите!

Вдова кивнула.

– Я не удивлюсь, – сказала она, – если он уже обсуждал с вами, как отправить меня в психиатрически больницу.

Сеньор Кармайкл не знал, как ему выйти из этого затруднительного положения.

– Все утро я просидел дома.

И он рухнул в мягкое кожаное кресло рядом с кроватью. Вдова вспомнила Хосе Монтьеля в этом же кресле за пятнадцать минут до смерти, сраженного, как молнией кровоизлиянием в мозг.

– В таком случае, – отозвалась она, стряхивая с себя дурное воспоминание, – он, может быть, зайдет к вам во второй половине дня.

И, меняя тему, с ясной улыбкой спросила:

– Вы говорили с моим кумом Сабасом?

Сеньор Кармайкл утвердительно кивнул головой.

Да, в пятницу и субботу он прощупывал дона Сабаса, пытаясь выяснить, как бы тот реагировал на распродажу наследства Хосе Монтьеля. Дон Сабас – такое осталось сеньора Кармайкла впечатление – судя по всему, не против покупки.

Вдова выслушала это, не обнаруживая никаких признаков нетерпения. Если не в ближайшую среду, то в следующую, со спокойной рассудительностью допускала она, но все равно – еще до того, как кончится октябрь, она обязательно уедет.

Молниеносным движением левой руки алькальд вырвал из кобуры револьвер. Все мышцы его тела были напряжены готовностью к выстрелу, когда, проснувшись окончательно, он узнал судью Аркадио.

– Черт!

Судья Аркадио остолбенел.

– Чтобы больше этого не было! – крикнул алькальд и, засунув револьвер обратно, опять повалился в брезентовый шезлонг. – Когда я сплю, слух у меня еще острей!

– Дверь была открыта, – сказал судья.

Алькальд забыл закрыть ее, когда возвращался на рассвете. Он тогда был такой усталый, что, плюхнувшись в шезлонг, тут же заснул.

– Который час?

– Скоро двенадцать, – ответил судья Аркадио дрогнувшим голосом.

– До смерти спать хочется, – пожаловался алькальд.

Когда он, потягиваясь, широко зевнул, ему показалось, будто время стоит на месте. Несмотря на все его старания, несмотря на все бессонные ночи, листки по-прежнему появлялись. Этим утром он увидел бумажку на двери своей спальни: «Лейтенант, не стреляйте из пушек по воробьям!» На улицах говорили вслух, что листки расклеивают развлечения ради сами патрульные. Городок – алькальд был в этом уверен – помирал со смеху.

– Просыпайтесь – сказал судья Аркадио, – и пойдемте съедим что-нибудь.

Однако алькальд голода не чувствовал и хотел поспать еще часок и принять ванну, тогда как судья Аркадио, выбритый, свежий, уже возвращался домой обедать. Проходя мимо дома алькальда и видя, что дверь открыта, он зашел попросить для себя пропуск, чтобы иметь возможность ходить по улицам после наступления комендантского часа.

Алькальд сразу сказал:

– Нет. – И наставительно добавил: – Вам приличней спать у себя дома.