Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— Говномет к бою!!! — заревел тот, перекрывая гул винтов. — Стрелять по моей команде!
Через мгновенье машина поравнялась с каменным столбом и начала медленно разворачиваться; я махнул рукой.
— Говномет, пли! — Веник запрыгал как ненормальный. — Огонь! Смерть фашистским оккупантам!
Голливуд выскочил из укрытия и, прежде чем летчик успел среагировать, метнул в лобовое стекло пакет с краской. Снаряд плюхнулся точно в центр, лопнул, и мазучая охра залила тупую вертолетную морду непроницаемыми потеками.
— Получи фашист гранату от народного мстителя! — пританцовывая, продолжал надрываться Веник. — За наших египетских вдов, сирот и матерей!
Вертолет попытался развернуться и улететь, но, попав под воздействие странного заклинания, неосторожно чиркнул винтом о скальный выступ; раздался звук лопнувшей гигантской струны, в воздухе мелькнули разлетевшиеся куски лопастей, и машина, заваливаясь набок, спикировала в ущелье. Последовавший затем глухой удар и вознесшееся в небо облако сизого дыма увенчали нашу победу своеобразным салютом.
Глава восьмая
Мы дружно бросились к обрыву, но насладиться видом поверженного врага не удалось, от него только круги на воде остались. Вероятно, ударившись о крутой склон, машина соскользнула в реку — потому и не взорвалась.
Только-только развоевавшийся Веник огорченно плюнул в воду, поискал по горизонту другую жертву, и, не найдя, исполнил зажигательный танец смерти (похоже на лезгинку, но руки удерживаются за лацканами). Тем временем Лиса с чувством расцеловала не привыкшего к подобным знакам внимания и потому смутившегося снайпера.
— Ви есть настоящи Давид, профессор. Побить громадный Голиаф. Ах!
— Какой Давид? — искренне удивился профессор.
— Библейский герой, — пояснил я, — который великана камнем уложил.
Голливуд презрительно скривился:
— Какого великана? Шмакодявку с пропеллером? Да ну, ерунда, с такой близи в нее шнырь мусорным бачком не промажет. А вот на зоне у нас был один казах, тоже генетик, так он со ста метров часовому на вышке в глаз попадал.
— Конечно, со ста! — заревновал Веник. — Еще скажи, с километра. У него что, подтяжки с оптическим прицелом?
— Зачем с оптическим? У казаха глаз — алмаз, круче всякой оптики, потому и держали триста лет иго над Русью. Наш, русак, пока прищурится, пока резкость наведет, казах десять раз шмальнуть успеет — щуриться-то не надо ему!
Веник усмехнулся:
— Не казахи, а татаромонголы.
— А казахи кто, по-твоему? — дядя Жора посмотрел на него участливо, как вождь пролетариата на дремучего крестьянского ходока. — Казахи, киргизы и узбеки произошли от татар, также самое и якуты с удмуртами. Когда князь Дмитрий Донской разбил ихнее поганое войско, часть татар рванула когти за Урал, где перекрасилась бурятами, чукчами, коряками и каяками. Другая часть сделала ноги на юг, к Краснодару, и стала адыгейцами, а кто в степи ушел — те казахами и таджиками. Все, заметь, демоны косорылые, хотя промеж них много замечательно душевных людей с понятиями: в юрту зазовут, бешбармаком угостят, все чин по чину, а не как наше рассейское жлобье.
— Вроде бы каяк не национальность, а лодка, типа пироги, — с сомнением возразил Веник. — Или коряк — лодка?
— Ну правильно! — не растерялся Голливуд. — Коряки плавают на каяке, но главное я тебе скажу: ты к ним с душой, и они к тебе с душой! Косорылые — самые верные друзья на свете. Потому что обычаи чтят, а не как наши морды барыжные — к маме сходить, проведать, и то их ломает. Вот ты, к примеру, Химик, когда в последний раз к матери ходил? А ты, Венька?
Лиса, мало уразумевшая суть исторических изысканий Голливуда, наградила его восхищенной улыбкой, а мы с Веником, понурив головы, поплелись обратно в лагерь. Точнее, туда, где он был.
На площадке царил ужасающий погром: тут и там валялись клочья палаток, разодранные спальные мешки, искореженные обломки оборудования, и какой-то еще разношерстный дымящийся хлам — спасибо, хоть не горел.
— О поле, кто тебя усеял мертвыми костями… — с тоской продекламировал Веник.
Однако, мертвых костей оказался только один комплект: второго египтянина найти не удалось — то ли сбежал, то ли взрывом с обрыва сбросило. Мы завернули тело убитого в брезент, отнесли в расщелину и присыпали камнями. И стали обдумывать план действий.
Оставаться в разгромленном лагере не было смысла, да и не безопасно — как только об исчезновении вертолета станет известно тем, кто его посылал, жди новых неприятностей. Что они предпримут: бомбардировщик пришлют или ракету? Решили двигаться на встречу с союзниками. Шанс найти их живыми казался мал, но все-таки существовал. А главное — альтернативы не просматривалось, поскольку радиостанцию прямым попаданием разнесло на полупроводники.
Почесав затылки, принялись собираться в дорогу: взяли продукты, канистры с водой, еще что смогли найти среди обломков полезного, и, навьючившись как верблюды, двинулись по пути, которым ушли американцы.
В искусственный интеллект попало аж две крупнокалиберных пули, но я его не бросил: пристроил Венику на горб, когда тот, согнувшись пополам, попросил сбрую ему поправить.
Веник водрузил на себя целую гору, однако, как выяснилось при близком осмотре, жуткого вида Арарат был воздвигнут из поролоновых матрацев, подушек и других громоздких предметов необременительного веса. Как я догадался, хитромудрый Жужа намеревался поразить чье-то воображение своей необычайной выносливостью; догадался, и добавил к халявной палитре немного натурализма из собственного багажа.
Разогнувшись, товарищ крякнул и быстро пошел в заданном направлении, благо дорога лежала под гору. Остановить его теперь смогли бы только неодолимые силы природы.
Природа же благоприятствовала, шлось по гладким, разогретым солнцем камням легко, и так, с набравшим инерцию Веником в голове и беззаботно помахивающей хлыстиком принцессой в арьергарде, мы двигались довольно долго, пока дорога не разделилась; снова встал исконно русский вопрос — куда дальше?
Сделали привал, и я рассказал про картинную галерею аятоллы: если полотно, изображавшее роженицу с младенцем, как-то соотносилось с замеченной накануне скалой, напрашивался вывод, что и на остальных полотнах были изображены ориентиры. Веник согласился, припомнив из альпинистской юности, что на Урале имеется гряда под названием "Семь братьев", скалы которой очертаниями напоминают живых существ. Есть там «Сестра», "Птица" и даже «Колдун»; по аналогии мы должны были найти «Любовников» и "Мадонну с гребнем" — очевидно, из какого-то места просматривались все три силуэта. И мы выбрали маршрут, позволявший не терять из вида «Роженицу».