Нефор
Шрифт:
Гарик думал о Кате. Он не терзался осознанием того, что всё могло случиться иначе, разгляди он вовремя то, что было закрыто для его души на протяжении трёх счастливейших месяцев. Месяцев, которые не повторятся никогда – и именно по этому он скорбел мучительнее всего.
«Как близорука бывает душа человека, на которого сваливается любовь, которую он не ждал, и к которой оказался не готов. Сваливается преждевременно и ошибочно. Что ж, видимо, Бог тоже ошибается в расчётах. А, может, мы все – одна вселенская ошибка? Непродуманная, обречённая на провал рекламная кампания божественной любви? Только для
Марка закидывали землёй под аплодисменты тридцати человек. Так провожают Великих Артистов.
Арсений Тарковский писал:
«Быть может, идиотство
Сполна платить судьбой
За паспортное сходство
Строки с самим собой».
Творец, не способный платить судьбой за сотворённое, писатель, не готовый сгореть на костре из своих книг, – шут и дешёвка. Обыкновенное талантливое дерьмо.
Спустя час в зале «Поиска» тихо играли по кругу немногочисленные записи первого градского рок-н-ролла, заливаемые за столиками стопками тёплого «Смирнова». Голос Наумова хрипел из колонок в летовском качестве перезаписанных по сотне раз плёнок. В центре пустой сцены иконой возвышался фотопортрет Марка, закреплённый на микрофонной стойке. Рядом отражали тёплый неоновый свет наумовская двенадцатиструнка, стопка водки и две сигареты.
Количество скорбящих заметно прибавилось.
– Давай ещё по чуть-чуть, – блеснул зубом Зи-Зи-Топ и хрустнул пробкой второго «Смирнова».
– Слушай, а куда у нас Дуст задевался? – Гарик обвёл взглядом зал.
Зи-Зи-Топ пожал плечами и наполнил рюмки.
– А Вентиль сегодня не появлялся?
– Я не видел.
– А он в курсе?
Зи-Зи-Топ ответил, что вчера лично всех обзвонил и до всех дозвонился.
– Земля пухом, – добавил он и замахнул рюмку.
– Не говори так.
– Почему?
– Когда желаешь земли пухом, ты его к земле тянешь.
– А как тогда?
– Царствие ему Небесное.
– Да какая разница, – обречённо махнул волосатой рукой Зи-Зи-Топ, – человека-то не стало. И какого человека…
– Вряд ли он с тобой согласился бы.
И Гарик в подтверждение слов обвел рукой пространство, показывая на сцену и колонки из которых хрипел Наумов.
– Ну, это-то конечно, – согласился Зи-Зи-Топ. – Только кому это всё теперь нужно? Наумыч собой всю эту движуху подпитывал. Даже простым своим присутствием.
– Думаешь, теперь что-то изменится? Серьёзно? Пф! – прыснул Гарик.
Зи-Зи-Топ тоскливо уронил голову на громадную ладонь:
– Помяни моё слово, Игорёк, в этом городе больше ни одной «Альтернативки» не пройдёт. Не то, что движуха какая-то…
– Почему?
– А
– Разве?
– С Марка в Градске начался рок-н-ролл – с его смертью рок-н-ролл и загнётся. Ты думаешь, это Наумыч позавчера повесился? Это наш тесный мирок мы сегодня в землю закопали. Под аплодисменты. Удивительно, что ты этого не понимаешь. Хотя, в силу возраста, наверное…
– Так Марк даже не играл давно, – искренне не понимал Гарик.
– Ты про Севу Гаккеля когда-нибудь слышал?
– Это из «Аквариума», кажется?
– Из него, – кивнул Зи-Зи-Топ. – Тебе Наумыч про его клуб в Питере рассказывал?
– Который по весне закрыли? Да, было дело. Все уши прожужжал. Даже поминал это дело активно.
– Так вот, когда в Питере всё загнулось, Гаккель открыл «Там-там» и именно из этого клуба выросло поколение музыкантов, которых ты через десять, и через двадцать лет будешь слушать. Зуб даю.
– Если зуб золотой, верю, – улыбнулся Гарик.
– Наумыч – это наш Гаккель, – не дал себя отвлечь Зи-Зи-Топ. – Только в Питере группы поддерживает целая система, а у нас на Наумыче всё и закончится. Уже закончилось.
Он грустно выдохнул через усы и налил по следующей.
– Мне бы твои годы, я б свалил из этого города.
– Куда?
– Туда.
– Скорее туда или отсюда?
– И то, и другое. Я живу долго, видел много. Точно тебе скажу, что здесь будет уже через пару лет… Давай, за наше здоровье.
Они чокнулись.
– Интересно, – сморщился Гарик. Водка за здравие не пошла.
– Вот это место, – хрустнул огурцом Зи-Зи-Топ, – превратится в дискотеку, с девками и таблетками. Со всеми вытекающими.
– И вытирающими. Больше похоже на бизнес-план, чем на пророчество.
– Возможно. Но так будет.
– А в Питере – что?
– А в Питере наркодискачи скоро уже отомрут. Ты в курсе, что мы тут все – средневековые варвары?
– Как раз мы – самые прогрессивные в городе, мне кажется, – уверенно вздёрнул голову Гарик.
– Ага, как же. Знаешь, что такое средневековье?
– Кроме того, что это средние века?
– Средневековье, Игорёк, это не временное явление.
– Как это «вековье» – не временное явление?
– Это культурная тема. Тебя в школе учили, что средневековье – это тысяча лет – с пятого по пятнадцатый века.
– А тебя учили чему-то другому?
– Другому я сам учился. Средневековье закончилось в Европе, в пятнадцатом веке, это так. Но в то время, когда они из гуманности снимали цепи с психов в дурках и заменяли их на смирительные рубашки, у нас ещё вовсю рабство процветало. Смекаешь?
– Допустим. А мы-то здесь при чём?
– Какой у нас в Градске сейчас год – знаешь?
– Не уверен, но надеюсь, что такой же, как в Питере.
– Нет. В Питере сейчас девяносто шестой.
– А у нас?
– А у нас, Игорь, только что Черненко похоронили.
– Не знал.
– Ты думаешь, ты младше Кинчева с Гребенщиковым? Вы ровесники.
– В каком смысле?
– В культурном. Они первопроходцы – там, а ты первый панк-музыкант – здесь. Не забыл ещё? А относительно Англии у нас вообще семьдесят пятый на дворе.