Нефритовый голубь
Шрифт:
Вскоре, однако, я узнал, что пророк не заслуживал плохого к себе отношения.
***
Это произошло через неделю после казни Али. Совершенно неожиданно Эльзу вызвали в полицию. Я, конечно, не отпустил ее одну.
Пантелей Тертышников, нервно ходивший по кабинету, мрачно посмотрел на нас, пригласил жестом садиться:
– Я должен познакомить вас, ближайших родственников Михаила Александровича Подгорнова, с новыми фактами, касающимися его убийства, – произнес следователь, протягивая нам несколько листов
Первый представлял собой газетную вырезку с неровными краями:
«На окраине нашего города, в поселке Лосинка, разыгралась на днях потрясающая трагедия. Старожил поселка, домовладелец П. Н. Богомолов, убил своих беременную жену, трех детей и зарезался сам. Соседи, услышавшие крики в доме Богомолова, бросились туда, и нашли детей, зарубленных топором в предсмертных судорогах. Вдруг в дверях появился убийца, успевший уже нанести себе кухонным ножом четыре раны в бок. Истекая кровью, Богомолов упал на пол, успев прохрипеть буквально следующее: «Пусть мое письмо прочтут в полиции». Прибывшие на место происшествия чины полиции действительно нашли в комнате Богомолова запечатанный конверт, содержание которого они пока держат в секрете.
Сам П. Н. Богомолов работал врачом при морге Первой градской больницы. Несколько лет назад он страдал сильным умственным расстройством, но затем поправил свое здоровье. Как теперь видно, не полным образом. Можно только добавить, что во всей округе Богомолова уважали, как человека хорошего нрава и трезвого поведения».
«Зачем нам нужно читать сообщение об этом сумасшедшем?» – подумал я с недоумением. Но чувство это начисто рассеялось, после того как мы узнали содержание посмертного письма Богомолова:
«Я, недостойный ученик великого Али Магомедда, пишу эти строки перед тем, как убить себя самого, человека, ставшего причиной безвременной кончины моего учителя, убить детей своих, ибо они плоть от недостойной жизни плоти моей. Да, все мы должны умереть, искупив тем самым хотя бы отчасти то неимоверное зло, которое я принес миру, погубив величайшего целителя Али Магомедда, этого светильника мудрости, столпа познания, вытащившего меня из бездны безумия, и больше того, посвятившего меня в глубинные тайны своей выдающейся магии.
Я расправлюсь с собой и потому, что иначе полиция заставит меня не ограничиваться тем, что я сообщу в этом письме, но непременно обяжет раскрыть доступное пониманию лишь избранных мудрецов Востока и их верных последователей…
Пять лет назад я начал страдать мучительными галлюцинациями. Изможденный этими неотступно преследующими меня видениями, отчаявшийся выздороветь – тщетно обращался ко многим именитым коллегам – я уже вознамерился свести счеты с жизнью. Но тут, прочитал в газете об Али Магомедде и решил, не особенно, впрочем, надеясь на благоприятный исход, показаться ему.
Свершилось чудо! Великий пророк исцелил меня всего за четыре сеанса. Разум мой освободился от галлюцинаций. Надо ли говорить о том, как счастлив был я обрести долгожданный душевный покой, как неистово ликовал, когда рассудок мой вырвался из мрачного подземелья недуга, как слезно благодарил мудреца, посланного мне самим Провидением. Я пал на колени перед великим мужем и клятвенно обещал служить ему всегда верой и правдой, быть преданным помощником и сподвижником его, выполнять все, что потребуется Али Магомедду.
Он, казалось, был тронут высказанными знаками признательности, но долго наотрез отказывался от моих услуг. Теперь я понимаю почему: он, наделенный многими чудесными дарами, в том числе и предвидением, предвосхитил, какие страшные беды я принесу ему самому, его благородному делу помощи людям. Я, однако, продолжал настаивать на своем.
Тогда Али Могамедд, покорившись, видимо, неумолимому велению судьбы, над которой даже он не был властен, предложил мне, жалкому лекарю, стать его учеником. И он посвятил меня во многие свои тайны, предварительно предупредив, что раскрыть их кому-либо я, ровно как и он, не должен ни при каких обстоятельствах.
Я произнес страшную клятву, обязывающую соблюсти это условие. Клятву, подобную той, которую когда-то сам Али Магомедд дал в горах Тибета своему легендарному учителю Расулу ибн Мур-Мяо.
Понемногу пророк научил меня изготовлять многие удивительные препараты. И я был бы совершенно счастлив, если бы не видел часто своего учителя грустным. Когда же я осмелился поинтересоваться, в чем кроется причина его несказанной тоски, великий Али Магомедд разрыдался.
Затем со слезами на глазах и хрипотцой в голосе объяснил, что для приготовления определенных чудодейственных снадобий необходимыми компонентами являются некоторые составляющие человеческого организма (какие именно, я, разумеется, не скажу никому и никогда). Пророк не располагал этим материалом, и посему, будучи лишенным возможности сделать лучшие из своих препаратов, страшно страдал. Нередко, как он сам признался мне, не мог заснуть, плакал всю ночь напролет.
Я решил помочь учителю. К тому времени я, возвращенный к здоровому бытию Али Магомеддом – да не померкнет слава его несказанной премудрости! – уже снова начал работать по специальности. Препарировал трупы в больничном морге. Находясь на этом месте, мог помочь своему учителю.
Сначала я уносил тайком из больницы части тел, потом стал договариваться с могильщиками о том, чтобы после похорон бездомных бродяг, тела их извлекались из земли и передавались в мое распоряжение. Все это я переправлял в тот самый лаз, который мы с Али Магомеддом устроили в его конторе на Вспольном.
Добытое служило сырьем для изготовления наших (как приятно мне произносить это слово – «наших») снадобий.
Ночью, когда был убит полковник Михаил Александрович Подгорнов, я возвращался домой после вечерней смены. Шел пешком через весь город. И вдруг увидел труп полковника.